— … Ты говоришь, твои друзья сидят в лагере?

— Да. А давай, соберемся, пойдем и освободим их! Ты хорошо стреляешь, если взять еще несколько человек, мы перестреляем всю охрану и освободим их!

Но Ли только покачал головой

— Не выйдет.

— Но почему?

— Там живут драконы…

Как оказалось, в обязанности подростков входила рыбалка и помощь взрослым мужчинам — земледелием занимались женщины. Идя проверять садки, они говорили друг с другом, радуясь новообретенной дружбе…

— Кого ты называешь драконами. Там нет никаких драконов

— Есть.

— Но драконов не существует.

— Как не существует, если я сам их видел. Мой отец, в честь которого я назван, прилетал к нам на одном из них.

— Отец? Ты кстати крещеный?

Вместо ответа, Ли достал простенький крестик на цепочке

— Но я тоже.

— Я знаю. Отец сказал, что на тебе есть крестик. Значит, ты наш брат[118].

— Значит, ты веришь в Иисуса Христа.

— Да, верю.

Ошеломленный Борька понял, что значит дракон в понимании — местных — вертолеты! Это вертолеты!

— Эти драконы — они там живут, да?

— Да. Раньше драконы были хорошими, на них прилетали американцы. Но теперь американцев нет, и драконами завладели другие люди. Если потревожить драконов — они прилетят, и будут изрыгать огонь. Но это не самое худшее

— А что самое худшее

— Хуже если пойдем дым. Если прилетит дракон не с огнем, а с дымом — то все умрут. Дышать будет нельзя. Этот дым убивает, спасутся только те, кто около воды — там можно спрятаться.

Потом они пошли на рыбалку.

Как оказалось, приемы рыбной ловли у племени мало чем отличались от русских, только браконьерских. Это называлось «телевизор», если егерь узнал бы что ловят телевизором, пришлось бы месяц работать бесплатно на общественных работах. И это если первый раз — потом можно и в тюрьму попасть.

Но здесь егерей не было.

Борька держал корзину — а Ли выгружал в нее улов. Потом они, держа корзину каждый за свою ручку, поволокли ее обратно в лагерь.

— Слушай, а тебе сколько лет?

— Шестнадцать…

Борька удивился — никогда не дал бы больше четырнадцати. Все-таки он еще слабо знал Азию — здесь человек может в тридцать выглядеть на пятьдесят и наоборот, у азиатов сложно по виду определить возраст

— А ты разве не должен учиться?

— Я уже научился.

— …

— Разве мы не несем с тобой полную корзину рыбы? И разве я не умею стрелять лучше тебя?

— Да… наверное.

— Ваше образование здесь никому не нужно. Но я благодарен моему отцу за, то что он научил меня его языку. Я верю, что однажды он вернется, он и его товарищи.

Как же так… ведь получается, американцы здесь были враги… кстати и мы тоже. Но почему они ждут, что американцы вернутся

— А как называется это место?

— Никак не называется.

— Но оно же должно как то называться.

— А зачем?

Корзина оттягивала руки, и они поставили ее на землю, чтобы отдохнуть

— Мы знаем про ваш мир, но не нуждаемся в нем. Если это место как то назвать — сюда придут фуни[119] и убьют всех.

— А зачем им вас убивать?

— Они убивали нас тысячу двести лет. Почему они должны перестать убивать?

— Вы воюете тысячу двести лет?!

— Мы не воюем, брат. Они пытаются нас убить, а мы убиваем их.

— Но ведь…

Борька не мог представить себе, как это — война тысяча двести лет. Никто не ведет войну столько. В школе они проходили войну Алой и Белой розы — она длилась примерно тридцать лет, война между Йорками и Ланкастерами, уничтожившая древние рыцарские роды подчас целиком. Война между Англией и Францией, закончившаяся изгнанием англичан с континента — длилась сто двадцать лет. Но здесь…

Как можно воевать тысячу двести лет?

— Но почему вы воюете?

— Они хотят, чтобы нас не было.

Ли поднял корзину со своей стороны — и Борька понял, что отдых закончился.

Как, оказалось, чистить рыбу было занятием тоже мужчин, и вот тут вот Борька показал себя во всей красе. Живя рядом с Тихим океаном — он с детства умел потрошить и чистить любую рыбу. Местные большинства приемов не знали — и к концу на него сбежались смотреть все свободные мальчишки племени. Он дал показательный урок по приемам чистки рыбы — и тем самым значительно поднял свой авторитет в племени, потому что любой кто умел что-то делать лучше других — пользовался здесь авторитетом.

Вечером пришли мужчины, принесли подстреленную свинью. Свинья была странная, от нее пахло тиной[120]. Тут Борька снова блеснул умениями — шашлык в селении никто не умел делать, хотя у них было и что-то вроде кефира, и плоды наподобие лимонов, в соке которых можно замариновать мясо.

Центральный Индокитай. Река. 20 июня 1979 года

По реке — местные плавали на чем-то вроде индейских пирог, только намного больше по размерам и сделанных из бамбука. Были даже пироги — катамараны с навесом между двумя пирогами. Местные называли их джонками.

Рыбу к его удивлению здесь не солили— местные почти не использовали соль. Ее перевозили в своего рода контейнерах из старых палаток или автомобильных покрышек, наполненных водой, и в воду добавляли тертые листья какого-то дерева, которые делали рыбу сонной и почти недвижимой.

Борьку одели в костюм, какой носили местные, женщины нанесли на лицо какую-то противную, липкую смесь. Он должен был лежать на носу одной из джонок и при появлении чужих стонать, изображая болезнь.

Провожать мужчин едущих в город, вышло все племя…

Перед поездкой — Ли отозвал Борьку в сторону и сунул ему в руку какой-то сверток из грубой парусины. Борька развернул парусину, там был настоящий армейский десантный нож Ка-Бар.

— Зачем? Я не возьму.

— Это не тебе — пояснил ли — как только ты доберешься до своих, прошу, найди моего крестного и передай этот нож. Скажи, что я и все наше племя помним его и ждем, когда он вернется…

— Но как я найду его?

— Там табличка. На ней его имя.

Ли смотрел прямо и требовательно, и Борька кивнул

— Обещаю. Честное слово.

Как это он сделает — он не знал. Но знал, что если нарушить честное слово — наступит конец света.

Грести почти не приходилось. Река несла к цели сама, баюкая могучим течением.

Борька был на самом носу джонки и не мог не осматриваться — просто из любопытства. Увиденное поразило его. Имперский мальчишка,