Герцог Курляндский[60] пригласил Авантюриста на дружеский обед, на котором присутствовали одни мужчины. Зашел разговор о рудах и минералах здешнего края, составлявших главное его богатство. Не зная, что за столом есть истинные знатоки сего вопроса, Казанова принялся рассуждать о добыче и использовании с выгодой подземных богатств, пуская, по его собственному признанию, пыль в глаза, ибо предмет сей до тонкостей ему известен не был. Камергер, главный знаток рудного дела, заспорил с ним, но венецианец так уверенно возражал ему, что после обеда герцог Курляндский отозвал гостя в сторону и, попросив его задержаться на какое-то время в Митаве, предложил поехать осмотреть железорудные и меднорудные месторождения.

— А после поездки, — завершил свою речь герцог, — мне желательно было бы получить от вас письменные соображения об экономном управлении рудным хозяйством.

Казанова сразу принял предложение герцога: надежда получить «приличное место» вспыхнула в нем с новой силой. Осмотрев рудники, Казанова составил длинную записку, приложив к ней выполненные им самим рисунки. Герцог оценил его работу и предложил ему выбрать себе награду: драгоценный перстень или его стоимость деньгами. Авантюрист честно ответил, что предпочитает деньги, но если бы не стесненные обстоятельства, прибавил он, то он удовольствовался бы единственной и наивысшей наградой — дозволением поцеловать герцогу руку. Рука для поцелуя была пожалована, равно как и чек на четыреста золотых талеров.

Но так как службы Казанове никто не предложил, то он отбыл в Петербург, куда после двухмесячного пребывания в Риге приехал в самый разгар зимы. В России Казанова провел девять месяцев.

В Петербурге, на улице Миллионной Авантюрист снял две теплые комнаты с огромными печами. Искусство, с коим в России клали печи, настолько поразило его, что он сравнил его с искусством своих соотечественников обустраивать водоемы и источники. В устах венецианца это была высшая похвала. Посещая разные края, Казанова имел обыкновение наблюдать местные обычаи и нравы; его описания российской жизни принадлежат к наиболее занимательным. Возможно, потому, что в этой далекой стране, которую он впервые увидел скованной льдами, покрытой снегами и освещенной ослепительно ярким морозным солнцем, его больше интересовала сама страна, ее устройство и жизнь ее обитателей, нежели любовные приключения. Возможно, это объяснялось тем, что он всерьез собирался там остаться. Любознательный путешественник посещал массовые увеселения и играл в карты, наблюдал за крещением детей в проруби на покрытой льдом Неве (подлинность данного эпизода оспаривается) и совершал прогулки белыми ночами, ходил на охоту и в оперу, заходил в крестьянские избы и побывал в русской бане, осмотрел Петропавловскую крепость и пригородные резиденции вельмож и императрицы, едва не отморозил ухо (оно уже побелело, но какой-то офицер, заметив это, растер его снегом) и смирился с дурной погодой («За весь 1765 год в России не выдалось ни одного погожего дня», — писал он), побывал в православном храме и отстоял службу в часовне императрицы, видел церковные праздники и военные парады, обедал в трактирах и кутил с вельможами, посетил Москву («кто не видал Москвы, не видал России») и познакомился с хваленым московским гостеприимством (открытый стол, потчуют в любое время, приходи и приятелей с собой приводи), осмотрел московские фабрики и памятники старины, библиотеки и собрания редкостей. Сравнивая Петербург и Москву, Казанова заметил, что жители столицы, все поголовно, лишены душевной чувствительности, в Москве же люди покладистее и в обращении более свободны, а женщины — красивее.

Имея множество рекомендаций, он всюду находил отменный прием. Благодаря собственной любознательности, он сумел завязать различные знакомства. Все образованные люди говорили по-французски, петербургские жители могли объясниться на немецком, так что языкового барьера Казанова не ощущал совершенно. Когда же нужно было поговорить с мозик и шевошик (мужиком и извозчиком), всегда находился кто-нибудь, кто мог перевести его слова. В Петербурге он встретил множество соотечественников, старинных приятелей и приятельниц, в том числе и чаровницу Баре, бросившую мужа и бежавшую сюда со своим любовником. Однако в России галантные похождения явно не занимали основного места в жизни Казановы. Судя по его запискам, основное внимание его было поглощено новыми впечатлениями, новыми лицами и новыми местами. Неожиданным выглядит намек Казановы на его галантное похождение с молодым Луниным, родственником декабриста Михаила Лунина. Соблазнитель не был поклонником гомосексуальных отношений, хотя зрелище сапфической любви доставляло ему немалое удовольствие. Главным амурным приключением Казановы стала покупка крестьянской девушки, названной им Заирой. Однажды в Екатерингофе Соблазнитель, бывший там вместе с гвардейским офицером Степаном Степановичем Зиновьевым, увидел удивительной красоты крестьянку. При попытке приблизиться к ней девушка умчалась к себе в избу или, говоря словами венецианца, в хижину, где при виде появившихся на пороге вельмож забилась в угол, словно затравленный заяц. О чем-то переговорив с ее отцом, Зиновьев вместе с Казановой вышли на улицу, и Зиновьев сообщил, что девушку готовы отдать за сто рублей.

— Что значит «отдать»? — поинтересовался Соблазнитель.

— Это значит, что она будет обязана служить вам и вы будете вольны спать с ней, — отвечал офицер.

— А ежели она не захочет?

— Тогда посеките ее, вы же ее хозяин.

— А коли она мне приглянется, и я захочу ее у себя оставить?

— Я же сказал: она переходит в полную вашу собственность. Если она сбежит, вы вправе приказать арестовать ее и доставить к вам в дом. До тех пор, пока вам не вернут сто рублей, она — ваша.

— И какое жалованье я должен ей положить?

— Никакое. Кормите ее, поите, отпускайте по субботам в баню, а по воскресеньям — в церковь — вот и все послабления.

— А если я захочу взять ее с собой?

— Тогда вам придется получить специальное разрешение и оставить залог, ибо, хотя вы ее и купили, она все равно остается государевой крепостной.

Удивляясь сказанному Зиновьевым и решив, что обращаться с красавицей как с рабой ему не пристало, Казанова попросил приятеля помочь ему с покупкой девушки — раз уж иначе ее нельзя заполучить. На следующий день они приехали к крестьянину в дом, Соблазнитель удостоверился в девственности приобретаемой красавицы, приятель его Зиновьев отсчитал отцу сто рублей, покупатель и два свидетеля, слуга и кучер, расписались в купчей. Казанова посадил девушку в карету, и они поехали. Поблагодарив Зиновьева и распрощавшись с ним, Соблазнитель привез Заиру к себе и потом четыре дня не выходил из дому, вкушая венерины радости с неискушенной крестьянкой. Единственное неудобство, а именно незнание русского языка, поначалу мучило Казанову, но Заира оказалась способной ученицей и за три месяца настолько освоила итальянский, что вполне могла на нем объяснить, чего ей надобно. Заира явилась к Казанове в одном холщовом платье, он же одел ее с головы до ног по французской моде. Постепенно девушка полюбила Казанову, а потом даже стала ревновать и, обладая бурным темпераментом, едва не погубила его из ревности.