В этом семействе, напряженном от страха и окруженном ненавистью, никто не мог войти в комнату брата без предупреждения. Особенно после того, как четыре дня тому назад старая вражда погубила старшего из них. Джон Уилкинсон был застрелен на улице небольшого провинциального городка Джоэлом Миддлтоном, который затем скрылся в заросших дубом холмах, чтобы мстить Уилкинсонам снова и снова.

Все это промелькнуло в сознании Сола, пока он вынимал из-под подушки револьвер.

Когда он соскочил с кровати, сердце ушло в пятки от скрипа пружин, и на миг он сжался, затаив дыхание и пристально вглядываясь в темноту.

Ричард спал наверху, как и Харрисон, детектив из города, которого Питер пригласил, чтобы изловить Джоэла Миддлтона. Комната Питера находилась на первом этаже, но в другом крыле. Крикни Сол о помощи, он разбудил бы всех троих, но и – если Миддлтон таился в темноте где-то неподалеку – навлек бы на себя град пуль.

Сол знал, что это был его бой, и ему предстояло самому довести его до конца – во тьме, которой он всегда так боялся и ненавидел. Все это время раздавался резвый топоток крошечных лапок, бегающих туда-сюда, туда-сюда…

Крадучись вдоль стены и проклиная стук своего сердца, Сол боролся с собственными нервами. Он прижался к стене, служившей перегородкой между комнатой и коридором.

В темноте окна казались нечеткими серыми прямоугольниками, а мебель была едва видна вдоль всех стен комнаты, кроме одной. Джоэл Миддлтон, должно быть, находился именно там, присев за старым камином, который был неразличим во тьме.

Но чего же он ждал? И отчего эти проклятые крысы носились перед камином, будто обезумев от страха и алчности? Они словно сновали по полу мясной лавки и в бешенстве пытались добраться до плоти, подвешенной за пределами их досягаемости.

Сол бесшумно двигался вдоль стены по направлению к двери. Если в комнате находился человек, он увидел бы его. Но пока Уилкинсон перемещался, словно призрак в ночной рубашке, никакого зловещего образа в темноте не возникало. Он достиг двери и беззвучно закрыл ее, содрогаясь от своей близости к беспросветной тьме зала снаружи.

Но ничего не произошло. Было слышно лишь дикое биение его сердца, громкое тиканье старых часов на каминной полке и сводящий с ума топоток невидимых крыс. От скрежета истязаемых нервов у Сола сжались зубы. Но даже во всевозрастающем ужасе он, словно в лихорадке, изумился, почему крыса сновала перед камином.

Напряжение стало невыносимым. Открытая дверь подтверждала, что Миддлтон или кто-то – а может быть, что-то – все-таки проник в комнату. Для чего еще он явился сюда, как не убить его, Сола? Но почему, во имя Господа, Джоэл до сих пор не нанес удар? Чего же он ждал?

Внезапно нервы Сола начали сдавать. Мрак душил его, а семенящие крысиные лапки били по его крошащемуся мозгу раскаленными молотками. Нужно было зажечь свет, пусть даже в него впился бы горячий убийственный свинец.

Спотыкаясь, он второпях принялся шарить по каминной полке в поисках лампы. И вдруг закричал – но получился лишь сдавленный, ужасный хрип, который не мог уйти за пределы комнаты. Ощупывая в темноте камин, Сол коснулся рукой волос на человеческой голове!

У его ног раздался яростный визг, и щиколотку пронзила острая боль: крыса напала на него, будто на преступника, пытавшегося украсть у нее вожделенную вещь.

Сол, едва ли вполне осознавая присутствие грызуна, пнул его и отшатнулся. Его разум пребывал в суматошном вихре. На столе лежали спички и свечи, к которым он и поплелся, ощупывая руками темноту, пока не нашел то, что искал.

Он зажег свечу и повернулся с поднятым в трясущейся руке пистолетом. Кроме него самого, в комнате не было ни души. Но его сощуренные глаза сосредоточились на каминной полке и на том, что находилось на ней.

Сол замер. Его разум поначалу отказывался принимать то, что видели глаза. Затем он издал не свойственный человеку хрип, и пистолет выскользнул из онемевших пальцев, упав рядом с очагом.

Джон Уилкинсон погиб от пули, пробившей его сердце. С тех пор, как его тело у Сола на глазах положили в свежий гроб и закопали в могилу на старом кладбище Уилкинсонов, прошло три дня.

Тем не менее с полки на него искоса глядело белое, холодное, мертвое лицо Джона Уилкинсона. Это был не кошмар, не безумный сон. Там, на каминной полке покоилась отрубленная голова его брата. А перед камином туда-сюда сновало существо с красными глазками. Огромная серая крыса пищала, обезумев от невозможности добраться до плоти, к которой ее влек омерзительный голод.

Сол Уилкинсон рассмеялся жутким, душераздирающим, похожим на скрежет смехом, и тот слился с визгами серой твари. Его туловище покачивалось взад-вперед, и вскоре смех сменился исступленными рыданиями. Их сопровождали отвратительные вскрики, которые эхом разнеслись по старому дому и вырвали спящих из их снов.

Это были вопли безумца. Представший перед ним ужас помутил рассудок Сола Уилкинсона, словно задув пламя зажженной свечи.

Крики разбудили Стива Харрисона, спавшего в комнате наверху. Еще не успев как следует проснуться, он уже спускался по лестнице с пистолетом в одной руке и фонариком в другой.

Внизу в коридоре он увидел свет, который струился из-под двери, и направился к ней. Кто-то уже побывал там до него. Едва миновав лестницу, Харрисон увидел силуэт, устремившийся через коридор, и осветил его лучом фонаря.

Как оказалось, это был Питер Уилкинсон. Высокий и худощавый, с кочергой в руке, он прокричал что-то бессвязное и, распахнув дверь, ворвался внутрь.

Харрисон услышал, как Питер воскликнул:

– Сол! В чем дело? На что ты так уставился…

Затем ужасный вопль:

– О боже!

Кочерга звякнула о пол, и безумные крики переросли в яростное крещендо.

В этот момент Харрисон достиг двери и поразился представшей ему сценой. Он увидел двух мужчин в ночных рубашках, сцепившихся при свете свечей, в то время как с каминной полки слепо взирало белое, холодное, мертвое лицо, а серая крыса, впав в бешенство, кружила у их ног.

Вступив в эту комнату ужаса и безумия, могучий, крепко сложенный Харрисон сразу заметил, что Питер Уилкинсон ранен – он выронил кочергу, и кровь хлестала у него из раны на голове, пока он тщетно пытался оторвать тонкие пальцы Сола от своего горла.

Блеск в глазах Сола говорил о том, что он был вне себя. Крепко сжав рукой его шею, Харрисон оттащил его от жертвы с такой силой, какой не могла противостоять даже ненормальная энергия сумасшедшего.

Жилистые мышцы безумца, будто стальные, напрягались в руках детектива. Сол извивался в его хватке, щелкая зубами, как зверь, – он целился в плотную шею Харрисона. Детектив оттолкнул его от себя, пока тот, уже с пеной на губах, царапался, и врезал ему кулаком по челюсти, отчего тот рухнул на пол. После этого Сол лежал неподвижно с остекленевшим взглядом, и лишь конечности его слегка подергивались.