– Учитывая согласованную экспансионистскую политику диктаторов и гражданскую войну в Испании, задачи, стоящие перед Блюмом, тяжелы и обременительны. Его неотступно преследует мысль, имеет ли он моральное право потребовать от Франции, чтобы она подвергла себя в ближайшее время риску войны, с тем чтобы в будущем избежать другой войны.

* * *

Милан, 2 ноября 1936 года, Кафедральная площадь.

Бесчисленные штандарты, знамена, флажки и т. п. колышатся над целым морем людей.

Вся площадь украшена огромными плакатами и итальянскими флагами гигантского размера. На кафедральном соборе развешаны огромное полотнище красного бархата, кокарды и зеленые, белые и красные ленты. В центре помещен транспарант: «Да ниспошлет Иисус, владыка веков, долгие годы побед Италии и ее дуче, дабы христианский Рим светил вечным светом для мировой цивилизации».

На маленькой трибуне, расположенной на очень большом расстоянии позади трибуны, куда вот-вот должны прибыть Муссолини и Риббентроп, несколько чиновников Лиги Наций (где еще вчера генеральный комиссар испанской республиканской армии Альварес дель Вайо, центральная фигура Ассамблеи, в энный раз изобличал иностранную агрессию в Испании) обмениваются мнениями по поводу нового пакта, который свяжет Рим и Берлин.

* * *

Вдруг зазвучали государственные гимны, здравицы, аплодисменты.

Вслед за дуче появляются в парадных мундирах и занимают почетные места делегаты гитлеровских организаций за границей.

И, покрывая гром приветственных возгласов, Муссолини вопит:

– Есть великая страна, к которой были обращены в эти последние годы горячие симпатии итальянского народа: это – Германия!

* * *

Вечером 7 января 1937 года в министерстве получены две телеграммы.

Первая из них, посланная французским консулом в Мюнхене, сигнализирует о том, что несколько немецких воинских частей только что прошли через этот город, направляясь через Геную в Испанское Марокко для последующей высадки в Сеуте и Мелилье.

Во второй, исходящей от французского верховного комиссариата в Марокко, указывается, что в этих двух населенных пунктах подготовлены казармы для приема немецких войск.

– Вот наконец, – говорят себе некоторые политические деятели и журналисты, – доказательство, которого требуют Блюм и Дельбос для того, чтобы предпринять действия в связи с войной в Испании. Если это сообщение будет опубликовано, оно на этот раз неопровержимо установит наличие интервенции нацистов в Испании, разоблачит их планы в отношении Гибралтара и Северной Африки… А тогда… кто знает… может быть…

* * *

На другой день эта новость уже появляется на страницах двух крупных парижских газет.

Она вызывает возмущение в правительственных канцеляриях, сенсацию в Европе и оцепенение в Берлине. Курс акций на парижской и лондонской биржах и на Уолл-стрите стремительно падает.

Ивон Дельбос срочно возвращается с зимних каникул.

Гитлер, видя, что его план разоблачен, опасается взрыва негодования европейского общественного мнения. Своим судам, уже вышедшим в Средиземное море, он отдает приказ вернуться с полдороги и высадить немецкие войска в Генуе.

Отрицая бесспорный факт, немецкая печать неистовствует. Весьма любопытно, что французская правая печать поддерживает немецкую прессу в ее нападках на французов-антигитлеровцев, которые, как она утверждает, «толкают к войне».

Но ни Блюму, ни Идену ни на мгновение не приходит мысль об отказе от политики невмешательства.

* * *

Некоторое время спустя в Женеве на специально созванном для этой цели заседании Совета Лиги Наций присутствующие с полнейшим безразличием встречают выступление дель Вайо, который зачитывает, однако, поразительные документы.

В Гвадалахаре республиканские войска взяли в плен две итальянские дивизии – дивизию «Литторио» и дивизию «Белая стрела» – со всеми документами их штабов. Вот фотокопии телеграммы, которую дуче отправил своим генералам: «Будучи заранее уверен в вашей победе под Гвадалахарой, я выезжаю завтра из Рима в Ливию».

Но никто не задумывается над всем этим. Машина Лиги Наций продолжает механически действовать…

* * *

И тем не менее многое изменилось в Женеве – вплоть до знаменитых завтраков у Мориса де Ротшильда в Преньи, где беспокойство делегатов сказывается даже во время разговоров за столом.

На одном из своих последних завтраков Морис де Ротшильд обращается к советскому делегату Литвинову:

– Объясните же мне, уважаемый господин делегат, характер ваших отношений с Германией. Я не вполне понимаю… Вы заключили пакт с Францией – и все же постоянно флиртуете с рейхом!

Улыбаясь, Литвинов отвечает:

– Ну что ж, я сейчас вам объясню: две старые, чрезвычайно изысканные дамы-аристократки – Франция и Англия – никогда не причинят зла моей родине. В Европе есть лишь одна страна, которой мы опасаемся, единственная страна, которая обладает силой, направленной против России, – это Германия. И видите ли, дорогой господин де Ротшильд, мы ненавидим Германию до такой степени, что в один прекрасный день мы смогли бы стать ее союзником, чтобы заставить французов и англичан – у которых иначе будет соблазн всегда ей уступать – начать против нее войну и разбить ее для нас.

Занятые шербетом, все смеются по поводу этого рассуждения.

Но один из приглашенных, греческий делегат юрист Политис, возвращаясь из Преньи во дворец Лиги Наций, говорит:

– Я думаю, что гости барона приняли за шутку то, что является целой политической программой, о которой все мы – и те и другие – должны помнить!

* * *

Что же и говорить об атмосфере, которая царит теперь на традиционных завтраках, устраиваемых на каждой сессии первыми французскими делегатами для представителей Малой Антанты и Балканской Антанты.

Все эти министры совершенно обескуражены отставкой Титулеску, просьбу о которой он вынужден был в конце концов подать пятого сентября, уступая влиянию гитлеровской пропаганды при румынском дворе. Все они неустанно говорят тем не менее о том, как Германия с помощью угроз и выгодных предложений стремится привлечь их на свою сторону.

Но позиция французских делегатов, которая отныне стала почти «отчужденной», вызывает у всех глубокие переживания. Иностранные журналисты говорят с сарказмом: «Эта позиция очень похожа на поведение мужа, которому надоела его собственная жена и который каждое утро повторяет ей: “Ну что же ты наконец не найдешь себе любовника?”»

И одна только Елена Вакареску, делегатка Румынии с 1922 года, «бабушка Лиги Наций», как называют ее журналисты, сохраняет свое непоколебимо хорошее настроение.

Намекая на многочисленные специальные сессии Совета Лиги Наций или на чрезвычайные Ассамблеи, которые следуют одна за другой и никогда не приносят никаких результатов, но требуют огромной подготовительной работы, она с юмором говорит: