момент по теплу и упругости упирающейся в меня груди я сообразил, что лежу на обнаженной Волчице. Чьи-то пальцы — точно не ее — подхватили мой член, чьи-то губы — тоже не ее — поцеловали его. А затем натянули поверх резинку и потянули к ее раскрытой влажной промежности.

— А говорил, с сукой не будешь, — оскалилась она. — Или уже нравится?..

Ее губы растягивала ехидная ухмылка — точно такая же, как когда она трахалась с тем парнем на первом этаже. От воспоминаний внезапно обожгло. Мне почему-то вдруг стало не все равно — с кем она трахается, где и как. Все тело словно пропитала ревность, пылающая, едкая, которая, казалось, вот-вот разъест изнутри. Казалось, я ее люблю. Казалось, она изменила мне и предала мою любовь, разрушив все, что между нами было… Мозга уже не хватало, чтобы отслеживать абсурдность этих чувств — они просто были и забивали собой всего меня. Сука!.. Хотелось немедленно сделать что-нибудь, чтобы она об этом пожалела. Хотелось трахнуть ее так, чтобы раскаялась. Чтобы никогда мне больше не изменяла…

— Начинай уже! — капризно протянула Волчица, обхватывая мои бедра своими. — Хочу е. аться!

Ее промежность, казалось, пожирала мой член, набрасываясь на него раз за разом, ведя меня к неминуемому оргазму. Уже почти не соображая, я чувствовал, что готов был дать ей все, лишь бы она была моей, лишь бы продолжала двигаться, пока я не наполню ее без остатка.

— Вот молодец! — ухмыльнулась Волчица, ощутив горячие пульсации у себя в промежности. — Хорошо, значит, с сукой…

Переживая вспышку за вспышкой, наполняя ее собой, я не мог отвести глаз. Я все еще смутно помнил, какая она сука, однако сейчас — под этой жгучей ревностью — это внезапно тянуло к ней, а не отталкивало. Чем большей сукой она будет, тем больше я буду ее хотеть. Чем сильнее она сделает мне больно, тем неистовее я буду желать ее снова. Это была не любовь — это была ненависть, замешанная на самоунижении и ущербности, такая же мутная, как то вино, вместе с которой в меня ее залили.

— Под ревностью оргазмы самые сладкие… — прошептала мне прямо в ухо Виви.

— Хочу, — припала к другому моему уху Ида, — чтобы ты меня трахнул круче Леры…

— До краев! — довольно констатировала Волчица, выпуская мой член из своей промежности.

Казалось, вид наполненного презика окончательно снес их, распалил, как акул запах крови. Уже втроем они жадно набросились на меня. Под натиском сразу трех разгоряченных тел комната закачалась еще отчаяннее, а перед глазами безудержно поплыло, смазывая все, что происходило. Кусая и царапая, они сдирали с меня, как кожу, одежду. Каждый поцелуй жалил, причиняя боль. Изгибаясь и извиваясь, они напоминали клубок змей, которые хищно переплетались между собой. Грубые, резкие, жестокие и ненасытные, они словно пытались поглотить меня целиком.

Голые бедра, возбужденные груди, руки, губы, волосы, смазка на кончиках пальцев, нырявших из одной в другую — все переплеталось, вводя в транс, усиливая желание троекратно. Чья-то ладонь вместо подушки удерживала затылок, чьи-то ногти с напором скользили по спине, чья-то киска голодно стискивала мой член. Стоны, грубые, жаркие, животные, смешивались с картинками обнаженных тел, работая как любовное зелье. Хотелось не просто трахнуть, хотелось залить их, заполнить до краев, испачкать, испортить, оставить на теле свои метки: засосы, царапины, синяки от слишком крепких объятий — чтобы все знали, что они мои и никто не вправе на них покушаться…

— Хорошо!.. Да!.. Так… Да!.. Еще!.. Еще!!.. — стонала Ида, когда я обнаружил себя входящим ей между бедер.

Происходящее на миг отрезвило. С черного входа девушку я еще ни разу не брал — обычно меня встречали только в парадных. А затем мозг снова поплыл, прекращая участвовать в процессе.

— Давай, трахай ее! — донесся до меня голос Волчицы, одновременно близкий и далекий, будто она была за моей спиной и вместе с тем в другой галактике. — Сделай так, чтобы она кончила! — острые ногти впились в мои бедра. — Хоть что-то же ты можешь!

В этот момент я будто любил их и одновременно ненавидел — как бывает от ревности, когда даже наслаждение не перебивает боль. Я ощущал эту боль. Боль тысячи мужчин, обманутых женщинами до меня, плескалась во мне в разъедающей концентрации, заставляя двигаться, вынуждая делать то, что нужно им, за право снова их трахнуть, снова насладиться чувством, что в этот момент в них я. Потому что в любой другой момент в них мог оказаться кто угодно.

Успокоение, временное облегчение наступало только в секунды оргазмов — мощных, невероятно сладких и невыносимо мучительных одновременно. Пока тело пронзали яркие вспышки, я был счастлив, чувствуя, что они мои, что все в порядке. Однако стоило пульсациям закончиться, как я снова их терял. К счастью, после одной сразу следовала другая.

— До краев!.. — Волчица радостно прокомментировала наполненный презик, когда оттраханная Ида, тяжело дыша, упала грудью на красное покрывало.

Каждый мой новый оргазм вызывал у них буйный восторг — словно сработавшее заклинание. Использованные резинки бросались тут же, прямо на постель, как трофеи поверженного противника. Не давая опомниться, на меня сразу же натягивались новые, и сразу же я оказывался внутри другой, чтобы повторить с ней то же самое.

— И чего расслабился? — резкий толчок прилетел откуда-то сбоку. — Теперь меня!

Повалив меня на спину, Виви властно запрыгнула сверху, и мой член с предательской готовностью включился в новые скачки, а голова отключилась окончательно. Происходившее больше не сохранялось в памяти. Лица и позы стремительно сменялись, как в калейдоскопе — они были то вокруг меня, то надо мной, то подо мной. Я уже даже не разбирал, какую трахал в каждый конкретный момент. Тело работало как отбойный молоток, который питали желание, злость и ревность, и я был готов долбить без разбора все, во что утыкался.

Казалось, у них уже не осталось мест, в которых я не побывал. Меня пускали повсюду. Мне давали, а я брал — просто, животно, примитивно. Мой член перестал быть моим — я будто отдал его за право их трахать. И теперь его перебрасывали из ладони в ладонь, сжимали, мяли, сосали, скакали на нем и заставляли кончать раз за разом — выдавливая оргазм за оргазмом, разрывая меня на части, забирая остатки сил. Весь вопрос был лишь в том, как скоро я потеряю уже и без того потерянное сознание.

— Да он не выдержит, — Ида помахала