Речь француза ничего мне не объяснила. Мне казалось, что это какая-то странная шутка. Француз убрал ножик, а Руженка, слегка вытаращив глаза, постучала по донышку шляпки, которое напоминало большую круглую доску.

— Сейчас мы подходим к мастерским — будущее нации. — Француз погладил бороду над животом. — Это интересно.

Мы очутились в цехе, гораздо меньшем, чем первый. В окнах были массивные железные решетки, у потолка висело на блоках много проводов с глазами, как у зайца, они были похожи на движущиеся петли или виселицы, а под ними стояли деревянные плахи разных размеров — маленькие, побольше, совсем большие, узкие, пошире, совсем широкие. Между плахами грохотали мелкие чудовища, сцепленные друг с другом, под ними двигалась конвейерная лента, на которой перемещались разные металлические предметы. Среди всего этого стояли ученики. Они были в комбинезонах без рубашек, а их руки и лица были вымазаны в масле.

— Вот так начинал и я, — сказал дядя, — только не здесь, а в Пльзене на заводе Шкода. Я так же стоял в комбинезоне, вымазанный маслом, а иногда я даже не ел досыта. Эти хоть едят хорошо, варим для них обед. Возможно, — и он осмотрел учеников, — среди них стоит уже будущий директор…

Те, кто стоял с края, улыбались — казалось, они любят дядю. Потом мы на минутку остановились у одного маленького чудовища, за которым было самое большое решетчатое окно, и я увидел предметы, которые ехали под ним на конвейерной ленте. Вдруг я что-то вспомнил.

— Вы делаете здесь даже железные треножники? — спросил я. — Железные треножники и такие наконечники на палки?

— Откуда ты знаешь о железных треножниках? — спросил отец. — Что опять за глупость? — Но Руженка, как я заметил, навострила уши.

— Треножники, — улыбнулся дядя, — мы не делаем, как и сковородки. Металлические наконечники здесь делают, только не на палки. Ты какие палки имеешь в виду?

— Вы думаете о палках для путешествия, да? — спросил француз с улыбкой, будто хотел перевести разговор на другую тему, и немного ко мне придвинулся. В эту минуту я поднял глаза и увидел, что стою как раз возле одной средней величины палки под небольшой петлей, свисающей с потолка. — Наконечники для палок мы тут не делаем, — сказал француз, — скорее гвоздики и гвозди. Вы ездите куда-нибудь? — обратился он к Руженке.

— В прошлом году, в мае, я была в Австрии, в Корутанах, — ответила она довольно громко, мы как раз проходили мимо плахи, на которой стояли три ученика и, вытаращив глаза, смотрели на ее шляпку с большой круглой доской наверху. — Но это было грустное путешествие. Я ехала в коляске, в процессии, под звуки колоколов и Бетховена, а впереди ехал в доспехах черный рыцарь. Генерал фон Фрейберг, — прибавила она для учеников.

— Ты знаешь, что пан учитель в Англии? — повернулся ко мне дядя. — Пишет там… репортажи.

— Это должно быть прекрасно, — вздохнула Руженка. — Он всегда умел хорошо писать.

— А вы тоже попробуйте, — улыбнулся француз. — Мне кажется, у вас литературный талант.

— У меня сейчас другая работа, — покраснела Руженка и посмотрела на француза. — О ней я вам, пожалуй, не могу сказать. Вы бы удивились, во что только я ввязалась полгода назад.

— Что-нибудь особенное? — схватив себя за бороду, спросил француз и, вынув ножик из кармана, раскрыл его.

— Да, — подтвердила Руженка и посмотрела на нож, — нечто особенное. Пожалуй, я вам скажу.

Мы выходили из зала учеников, и я еще раз обернулся и поглядел назад. Все смотрели нам вслед, над головами у них скакали петли, у ног стояли плахи, в окнах были железные решетки. На какой-то момент мы очутились на небольшой площадке под открытым небом, а потом перед нами открылись гигантские ворота следующего цеха с высокой трубой. Под трубой над воротами висела люлька, и с нее два человека приворачивали на какой-то валик круглую пластину. Все вместе было похоже на гигантский железный гриб. Дядя махнул им наверх и сказал, что мы идем к печам.

— Очень хочется на них посмотреть, — сказала Руженка. — Я как-то читала о них хорошую книжку. Как вы думаете, можно мне туда в шляпе? — спросила она француза.

— Если принять во внимание, что она оранжевая,— улыбнулся француз, — то, конечно. Я ведь вас охраняю, разве вы не видите? — сказал он и показал нож.

В зале были ниши, из которых выбивался огонь, — от него по залу разливался тяжелый теплый воздух с каким-то металлическим привкусом. Перед нишами стояли мужчины без рубашек с лопатами и крючками. Дядя и отец направились к ним, и мы пошли туда же. Когда мы приблизились, дядя остановился, наверное, не хотел нас вести дальше из-за увеличивающейся жары, и теперь я видел, что мужчины с лопатами и крюками засовывают в огонь железные полосы, двигают их там и переворачивают. Горячие полосы извивались в пламени, шипели, словно огненные змеи. При нашем приближении мужчины с лопатами и крюками повернулись, и тут я заметил, что на глазах у них темные очки, по щекам и телу стекает пот — оказывается, они очень быстро работают. Быстро, спешат, будто у них за спинами стоит какой-то призрак, который их подгоняет, — у меня было такое же ощущение, как и в цехе с чудовищами.

— Господи боже мой, — шептала Руженка, вытаращив глаза и придерживая шляпу за круглую доску. — Тут и секунды выстоять невозможно. Действительно, было чудо, что они там выдерживали и ничего с ними не происходило… В этой книжке о трех отроках и пещи огненной. — Она испуганно улыбнулась французу. — Вы, наверное, знаете из священной истории. Вывел их оттуда ангел. Если бы туда упал человек, — она вздрогнула, — тоже от него ничего не осталось бы.

— От него не осталось бы даже скелета, — поклонился француз и посмотрел на меня, а потом немного придвинулся ко мне и повторил: — Не осталось бы от него даже скелетика. Не дрожите, я же вас охраняю, — обратился он с улыбкой к Руженке и показал перочинный нож, который был зажат у него в ладони.

Отец стоял рядом с дядей, молчал и смотрел в огонь. Мне казалось, что он наблюдает за спешащими людьми, но