Я резко выдохнула. Все тело ослабло, на лбу выступил холодный пот. Я не знала, на что больше походило это состояние — на облегчение или еще больший испуг.

Я не смотрела на Айдена, но чувствовала на себе его тяжелый взгляд. Напряжение, исходившее от него, долетало до меня, как удары тока. Я видела, что он начал хуже владеть собой. Белые, словно обескровленные пальцы, сжимающие трость, и покрасневшие, искусанные губы явно говорили об этом.

Еще немного, и все будет кончено. Так или иначе.

Я повторяла эти слова, когда продолжительное время спустя, в зал внесли несколько клеток с совами. К этому моменту я успела себя извести окончательно. В душе росло чувство опустошения и безнадежности.

Клетки расставили на одном из столов, выгнав секретаря, ведущего протокол. Меня вывели на середину зала. Клетки открыли и отошли.

Судья тоже покинул свой стол на возвышении и, обойдя растерянную меня, занял одно из мест в зрительном зале.

— Не подходите к клеткам, — потребовал прокурор. — Совы должны сами выбрать вас.

Я замерла, не успев сделать и шага. И что я должна делать? Подзывать сов?

— Просто стойте, — прошипел прокурор, видимо, догадавшийся о моих сомнениях.

Я посмотрела на леди Крофтон. Та выглядела такой довольной, словно с минуты на минуту ей должны были вручить золотой кубок.

Чего она пыталась добиться?

Совы, негромко ухая, неохотно завозились в своих клетках. Парочка из них, самые любопытные, щуря глаза выбрались наружу и уселись неподалеку от клеток. Совы были разные — коричневые, белые, даже сложной расцветки, но объединяло их одно — недовольство. Ночные птицы не стремились радоваться дневному свету и прятали головы под крыло.

Я снова нашла Айдена взглядом и постаралась глазами сказать ему то, что не могла произнести вслух.

«Я люблю тебя».

Его заострившееся лицо исказилось судорогой. Он странно дернул тростью, будто хотел призвать силу, как тогда, в музее, но в этот момент одна из клеток закачалась, в ней что-то загромыхало, а затем наружу высунулась встрёпанная голова Букли.

Я раскрыла рот, но звать сову не стала, помня о словах прокурора. Букля, выглядевшая подозрительно бодро, особенно в сравнении с другими совами, вылезла из клетки, опрокинув ее, и взлетела. Подняв голову, я в отчаянной надежде наблюдала за ее полетом — прекрасным порывом свободного существа. Белые крылья разрезали воздух, клюв сверкнул в солнечных лучах. Громко ухнув, она сделала круг надо мной, а затем решительно и быстро опустилась мне на плечо, больно царапнув его когтями.

Я уткнулась в ее крыло. Глаза защипало от слез.

Я скорее услышала, чем увидела, как трость Айдена, которую он уже поднял, со стуком впечаталась в пол.

— Но… — потрясенно вымолвил прокурор.

— Вы видели? — крикнул Джеймс, обращаясь к судье. — Сова сделала выбор!

— Но это ЕЕ сова, — возмутился прокурор.

— В законе нет ограничений на этот счет, — леди Крофтон слегка утомленно пожала плечами. — В конце концов, любая птица способна чувствовать магию своего рода. Так почему мы должны исключать из испытания птицу леди Бартон?

— Это… жульничество, — наконец нашелся прокурор.

— Вы не верите в связь магии и птиц? — поинтересовалась леди Крофтон, и в ее интонации проскочили вкрадчивые нотки. Те же самые, что я слышала у прокурора в самом начале.

Я бы подумала, что это замаскированная издевка, но ведь леди Крофтон опоздала к началу суда, и не могла слышать его слов.

Прокурор растерянно взглянул на судью.

«Выражение неуважения традициям магов запрещено законом и карается серьезными штрафами» — вспомнила я один из пунктов все того же договора.

Я рассмеялась.

Судья прошествовал на свое место, поправил мантию, усаживаясь в кресло, и постучал молотком, призывая всех к вниманию.

Присяжные вновь заняли свои места, помощники торопливо вынесли клетки, зрители опустились на скамьи. Меня попросили вернуться к трибуне, но Буклю разрешили оставить. Теперь со мной обращались более вежливо, что не могло не радовать.

Прокурор вновь зашагал, кружа по небольшому пяточку в центре зала, словно по сцене.

— Что ж, испытание прошло успешно. Но что мы можем сказать о боевом даре?

— О недоказанном боевом даре, — вставил Джеймс, за что получил замечание от судьи и обещание выпроводить его за дверь при повторном инциденте.

Джеймс помрачнел, но смолчал.

— Если позволите, — леди Крофтон снова подала голос, и головы всех присутствующих обернулись к ней. — Разве это единственный в истории случай, когда маг открывает в себе второй дар?

Прокурор хотел вмешаться, но судья остановил его.

— Продолжайте, леди Крофтон.

— Благодарю, — с легкой иронией ответила она. — В истории есть несколько случаев, когда маг, шагнувший за грань и вернувшийся, открывал в себе еще один дар. Как известно, магию мы получаем при рождении, но ведь возвращение с того света можно считать новым началом, верно? Как говорят… — она щелкнула пальцами, будто вспоминая слово, — перерождение. Леди Бартон едва не умерла, как я успела узнать.

— Таких случаев, — быстро пролистывая какой-то талмуд, заметил прокурор, — в истории было всего три!

— Что мешает появиться четвертому? — любезно спросила леди Крофтон.

Говорила она вежливо, слегка рассеянно, но взгляд напоминал немигающий взгляд змеи, приметившей жертву. Чуть грызун зазевается, и исчезнет в ее пасти.

Присяжные вновь переглянулись между собой. В зале зашептались. Судья громко стукнул молотком, чтобы навести порядок, но его послушались не сразу.

— Суд удаляется для принятия решения.

Ко мне подошел охранник и попросил следовать за ним. В мою сторону рванули родители Амелии, но их потеснили, попросив дорогу. Я, раздираемая взрывоопасным коктейлем чувств, уставилась в пол и молча прошла мимо. Моего плеча быстро коснулась чья-то ладонь. Я вздрогнула, подняла взгляд и целое мгновение смотрела в побелевшее лицо Айдена. Он чуть приподнял уголки губ, подбадривая меня. Я с трудом нашла в себе силы для ответной улыбки.

Меня вновь заперли в той же комнате, где я провела последние сутки. Буклю, после моего небольшого сопротивления, забрали и куда-то унесли. Я осталась одна.

Где-то глубоко внутри сжимался и разжимался комок нервов, и я, не в состоянии спокойно сидеть, ходила из угла в угол. В голове было пусто. Сердце трепетало, страх смешивался с надеждой и почему-то горечью отдавал на языке.

Звук отпираемой двери отозвался во мне музыкой ангелов. Я физически больше не могла находиться в неизвестности.

Шаг, еще шаг… Бесконечное сплетение коридоров, затем быстрая прогулка по улице. Ветер, заставляющий сжиматься уже не от ужаса, а от холода. Любопытные взгляды зевак, ножом полоснувшие по лицу, и снова знакомый зал, трибуна, ставшая уже привычной.