Он покрывал поцелуями каждый миллиметр ее кожи, скользил ладонями по идеальным изгибам тела, будто пытался запомнить, осознать, что это — его и только его женщина, не просто не принадлежавшая прежде никому другому, а его до конца жизни.

Долгой, может быть, очень долгой жизни.

Дараэлла застыла, принимая эти лихорадочные, быстрые полупоцелуи-полукасания, позволяя себе утонуть в его страсти — ей понадобилось несколько минут, чтобы привыкнуть к этому, понять, что она сама не чувствует усталости, ответить тем же. Пламя в ней разгоралось не так стремительно, но девушка знала — гореть оно будет ничуть не более тускло, чем то, что сейчас полыхало в Георе.

Она буквально заражалась его страстью, чувствуя жар чужого тела, даже сама удивилась собственной нетерпеливости, когда рванула рубашку, и пуговицы запрыгали по полу — но Даре не было жалко этой вещи, они могут купить десять, сто, да хоть тысячу таких же, а каждая секунда единения, кажется, стоила больше, чем целая вечность, проведенная друг без друга.

Это не казалось пошлым, хотя прежде Дару выворачивало от одной мысли о мужских прикосновениях. Она задрожала, чувствуя, как его ладони скользили прохладой по ее собственной раскаленной коже, не остужая — только распаляя страсть. Даже прикосновение холодного воздуха к обнаженному телу, казалось, оставалось незамеченным — Дара не чувствовала стужи, не ощущала прикосновений ледяных камней, только крепче прижималась к мужу.

Она не желала ему того же холода, который испытывала сама, когда скользила пальцами по ремню брюк, когда водила ладонями по плечам, ощущая, как напрягались от осторожных касаний мышцы. Не чувствовала себя неопытной, когда выгибалась ему навстречу…

Не слышала собственного вскрика, когда они наконец-то стали одним целым — потому что все заглушил шум крови в ушах.

Это напоминало взрыв — словно два костра, прежде горевших отдельно друг от друга, наконец-то сумели слиться в один. Вместо того, чтобы пожирать, они дополняли друг друга, делали друг друга сильнее, может быть, терялись друг в друге — но только для того, чтобы обрести что-то новое, какое-то неожиданное, тайное знание, доступное только тем, кто любит друг друга…

Время, казалось, остановилось. Дара не знала, сколько прошло времени, утонувшего в тепле, в огне их общей страсти — только чувствовала разливающееся по телу блаженство и знала, что Геор испытывает то же самое. Ей плевать было, чья это постель, на которой они, обнявшись, дремали… Она чувствовала только его прикосновения, то, что он до сих пор был рядом и, кажется, полушепотом клялся, что никогда ее не оставит.

Клялся так, что не посмел бы это слово нарушить.

Но е мысли почему-то упорно возвращались не к случившемуся, а к тому, что она так и не сделала, что умолчала, не решилась, не рискнула…

А должна была. Чтобы никакое молчание больше не встало между ними, чтобы быть предельно откровенной…

Хотя бы сейчас, когда она наконец-то нашла того, с кем была готова разделить все. И жизнь, и любовь, и магию, которой всю жизнь боялась.

Дара вдруг отпрянула, решительно разрывая ту странную, пока еще непонятную для нее физическую связь, отшатнулась от Геора на те крохотные несколько сантиметров, которые еще могла себе позволить. Она сейчас плевать хотела на то, насколько это было неуместно, насколько глупо, несвоевременно… просто делала то, что должна была сделать.

— Слышишь, — прошептала Дара, когда, казалось, все слова были излишни.

— Что? — хриплым голосом отозвался Геор, не боясь этим словом разрушить то странное чувство единения между ними.

— Я тоже тебя люблю, — выдохнула Дара. — Как никого и ничто прежде не любила.

И вернула ему прерванный поцелуй прежде, чем Геор успел ответить.

Конец