– И тем не менее он принц,- произнес молодой сенатор с сарказмом.- Странная прихоть – держать принца для состязаний.

– Если он приносит мне в год целое состояние, почему бы и нет? – Сен-Жермен усмехнулся,- Не думаю, что вы на моем месте повели бы себя как-то иначе.

Терентий Гален, дотоле молчавший, сказал:

– Звучит убедительно и легко проверяется.

– Вот-вот,- подхватил Сен-Жермен.- Можете изучить мои записи, а также книги, ведущиеся во всех цирках Рима.

Филлип кивнул.

– Если будет необходимость. Вряд ли ты лжешь, почтенный Франциск, и все же для чужестранца довольно странно иметь в возницах такого раба…

– Чем же, добрый преторианец? Я родом из Дакии, и Персия меня мало волнует. Если бы этот раб значил для меня нечто большее, чем просто возница, зачем бы я стал держать его при себе? Почему не продал его с выгодой в Персию в надежде на милости тамошнего царя? – Он задал этот логичный вопрос офицерам, а на сенатора даже не посмотрел.

– Твое объяснение имеет изъяны,- поспешил возразить молодой Бонарон, несколько уязвленный пренебрежительным к себе отношением.- Тебя обвиняют в сговоре с враждебным нам государством.

– Обвиняют? – Сен-Жермен в удивлении вскинул брови.- Позвольте узнать – кто?

Преторианцы смутились. Октавий Публиан, уставившись в потолок, забубнил:

– Обвинение анонимное, что усложняет дело, и так уже затрудненное тем, что ты чужестранец и не подлежишь процедурам, обычным для жителей Рима. Мы, разумеется, обязаны соблюдать все формальности и, не имея возможности опросить информатора поподробнее, будем вынуждены опираться лишь на твои показания, а ты вряд ли примешься обвинять сам себя. Таким образом, дело до суда не дойдет, но тебе следует все же ответить на некоторые наши вопросы.

– Понимаю.- Сен-Жермен отвел взгляд, и глаза его на мгновение сузились.- Хорошо, добрые римляне, я выложу вам все, что знаю о своем персидском рабе. Я купил его на аукционе лет восемь назад. Мне сказали, что он хорошо управляется с лошадьми, а я как раз собирался расширить конюшни. Он достался мне дешево, потому что был дерзок и манерами не походил на раба. Это пробудило мое любопытство. Я владею судами и попросил моих капитанов выяснить, что к чему. Со временем концы связались с концами и обнаружилось, что Кошрод – сын человека, казненного во время дворцового переворота; вся семья его была продана в рабство. Пожелай я втереться в доверие к правительству Персии, мой раб мне ничем не смог бы помочь, ибо он изгой на своей родине и никому там не нужен. Его родня разбросана по свету и не имеет влияния. Это легко проверить, сенатор,- быстро сказал он, предвосхищая возражения Бонарона.- Тем же путем, каким шел и я.

Преторианцы, переглянувшись, кивнули друг другу, потом Крисп Терентий Гален пробормотал:

– Проверить придется… чтобы соблюсти все формальности. Не беспокойся, тебя не будут ни в чем ущемлять. Однако до той поры не пытайся покинуть империю или сноситься с кем-нибудь за границей иначе…- Гвардеец, смешавшись, умолк.

– У меня нет намерений покидать Рим в ближайшее время,- поспешно заверил его Сен-Жермен, подумав, что все, пожалуй и обойдется.- Буду рад предоставить вам все свои записи, чтобы как можно скорее покончить с прискорбным недоразумением. Вам стоит лишь обратиться к моему рабу-египтянину, и он отыщет для вас любой документ.

Филлип Лудон поморщился и покашлял в кулак.

– Есть еще одна вещь, любезный Франциск, не очень, возможно, приятная, но тем не менее необходимая. Нам приказано оставить здесь стражника вплоть до завершения следствия. Это не наша прихоть,- облизнув губы, поспешно добавил он.- Распоряжение отдано молодым цезарем, а мы обязаны подчиняться ему.

Это уже выходило за рамки общепринятых санкций. Сен-Жермен на мгновение онемел.

– Но… зачем? – Изумление его было глубоким и неподдельным.- Будь этот раб трижды принцем и принадлежи он сразу трем чужестранцам, вряд ли из-за него стоило бы городить такой огород.- Ему вдруг отчаянно захотелось напомнить этим бравым служакам, что их намерение противоречит букве римского права, но он сдержался. Гвардейцы, если им станут перечить, замкнутся, а этого нельзя допускать.

– В обычном случае,- забубнил Публиан,- все бы, разумеется, ограничилось простым запретом на выезд, но поскольку существуют особые обстоятельства- Офицер посмотрел на товарищей, ожидая поддержки, но те промолчали, и в голубой приемной воцарилась мертвая тишина.

Мрачное предчувствие, исподволь ворочавшееся в душе Сен-Жермена, вдруг разрослось до гигантских размеров. Он сразу понял, кем был состряпан глупый донос, но теперь выяснялось, что за Арашнуром стоит кто-то еще. Кто? В Риме много завистников, зарящихся на чужие богатства. Добавив к своему добродушию капельку раздражения, Сен-Жермен озадаченно дернул плечами.

– Я, конечно, не прочь угодить вам, добрые преторианцы, однако всем нам стало бы легче, будь вы чуточку откровеннее со мной. И вы тоже, сенатор.- Сложив на груди руки, он улыбнулся гостям.

Филлип уставился на чашу с вином с таким видом, словно не понимал, как она попала к нему.

– Один из твоих капитанов был пойман на контрабанде…- Младший прокуратор посмотрел на сенатора. Тот нахмурился, но ничего не сказал.

– Да,- кивнул Сен-Жермен.- Грек Кирилл. Он водил в рейсы «Красу Византии». Я полагал, что дело улажено, рассчитав его по указанию суда.

Возможно, лихорадочно соображал он, кто-то подбил Кирилла оговорить своего бывшего работодателя, или тот решил сподличать сам – в отместку за отстранение от капитанства.

– Формально улажено,- вымолвил прокуратор, теребя завязки красного форменного плаща и сожалея, что не оставил его за дверью. Вечер выдался душным, гвардеец вспотел.

– Но не совсем,- с заметной горечью произнес Сен-Жермен.- Как же мне теперь действовать, господа? Подскажите. У меня есть раб, отпрыск некогда знатного рода. Он приносит мне хорошие деньги, но вы обвиняете меня в намерении возвести его на персидский трон. Я увольняю капитана-контрабандиста, подчиняясь рекомендации судебных инстанций, но это, оказывается, не снимает с меня подозрений. Я в большом затруднении, ибо не верю, что чересчур строгое ко мне отношение вызвано этими пустяками. На этот раз неловкая пауза затянулась надолго. Наконец августейший Евгений Эст Бонарон решился подлить в свою чашу вина Бульканье жидкости было оглушительно громким.

– Если вам отдан приказ молчать,- тихо произнес Сен-Жермен,- я не буду настаивать на дополнительных разъяснениях.

Молодой прокуратор вздохнул.

– В существующих обстоятельствах…

– В каких же? – требовательно спросил Сен-Жермен.- Это тоже служебная тайна, не так ли? Или у вас есть иные причины не обсуждать их со мной? – Теперь он и не пытался скрыть свой сарказм.

Раскрасневшийся от вина и злости сенатор немедленно огрызнулся.

– Ты ведешь себя непочтительно. Сен-Жермен рассмеялся.