— Боже мой, я понимаю, почему вы не можете прислушаться к нашему совету. Я вижу, насколько тяжело было для вас это слышать, но уверена, что он хотел помочь.

Пауза. Взгляды до сих пор на мне. Глаза у всех круглые. Я могу понять боль этих людей, пытающихся жить согласно своей вере. Это сложная дилемма, большая смелость и самоотречение. Моя глотка сжимается, в глазах встают слезы, я стараюсь говорить как можно сдержаннее и спокойнее.

— Мистер Бат, Намрита, Рубани. Я не знаю, что вам ответить. Мне очень жаль, что один из моих коллег и друзей вас обидел.

Я делаю паузу, Рубани шепчет матери.

— Все, что я могу сказать — пока вы здесь, мы будем расценивать каждый день как подарок Бога. Намрита может остаться независимо от того, будет ли принимать лекарства. Спасибо, что смогли нам помочь. Пожалуйста, передайте мое восхищение ее смелостью терпеть такие мучительные симптомы.

Рубани переводит, Намрита смотрит на меня через миску и пытается улыбнуться.

— Есть ли что-то еще, что вы хотели бы обсудить?

Вопросов больше нет. Я встаю, вместе со мной и члены команды, и мистер Бат. Прежде чем уйти, я снова жму руки каждому члену семьи. Этот разговор истощил меня окончательно, я бессильна избавить Намриту от симптомов. Мы молча возвращаемся в офис.

Прежде чем приступить к новым задачам, мы подводим промежуточные итоги. Приезжает терапевт (со сгоревшими кексами) и мы вместе размышляем над тем, как помочь семье Бат. Вера — главная ценность их жизни, и любая наша попытка поставить ее под сомнение может разрушить доверие к нам, как это уже произошло с онкологом. Мы решили попросить священника обратиться в мечеть и спросить совета, не называя имен. Все выписанные лекарства доступны Намрите, если она согласится их принимать.

— То, что вы сказали о каждом дне как о подарке Бога — прекрасно, — говорит социальный работник.

— Я потерял дар речи, — сказал наш почти-врач. — Я внезапно почувствовал всю тяжесть ее положения и волновался, ожидая вашего ответа.

Я убедила их, что тоже совершенно не знала, как ответить, а просто рассказала, как мы работаем: каждый новый день — это подарок, и мы стараемся ценить его. Это то, что мы делаем. Я до сих пор подавлена, но нужно бежать в школу, а потом готовить ужин, поэтому я забираю свое остроумие, пакую сумки и выхожу. Косым туманом моросит дождь, очень созвучный моему настроению.

Последние дни жизни, проведенные с близкими, дарят положительные эмоции и сохраняют приятные воспоминания о человеке, и если медицина может помочь с этим, отказываться не стоит.

Моя дочь на год младше сына Намриты. В ветреные дни дети всегда становятся капризными, в садике шум и беспорядок, и моя маленькая художница бежит показывать свой рисунок, на котором динозавр разговаривает с лягушкой. Мы бежим, как листья-мыши, обратно к машине и едем в школу за сыном, где подходит к концу тренировка по футболу. Раскрасневшийся и взволнованный, он вынужден сидеть на пакетах — настолько промок. Это очень забавляет обоих детей, и путешествие к теплой ванне проходит весело, а потом они ужинают с отцом. Им нравится ванная в мансарде. Они сидят в пене и пузырях, пока дождь бьет по окнам и ветер поднимает черепицу. Болтают о динозаврах и размышляют, говорят ли все лягушки на одном языке. Я слушаю их и тоже болтаю, смеюсь и думаю о том, сможет ли когда-нибудь Намрита пережить такую же близость со своими детьми за то короткое время, что ей осталось.

В полдень ветер стихает, мокрая парковка хосписа покрыта желтыми, красными и золотыми листьями. Я захожу в хоспис и сразу вижу записку от сестры: «Пожалуйста, спуститесь вниз поговорить о Намрите». Мое сердце замирает. Но сестра выглядит бодрой.

— Посмотрите на это, — говорит она, ведя меня по коридору, наполненному запахом пищи, что снова напоминает обо всех удовольствиях, которых лишена Намрита. Сестра останавливается у открытой двери палаты, я вижу Рубани и бабушку, которые сидят у окна напротив двери и разговаривают. Слегка повернувшись, замечаю Намриту с ребенком на коленях: она улыбается, полностью поглощенная разговором с ним. Она начинает петь и качать его на колене. Миску для рвоты я не вижу. Как это возможно?

Рубани улыбается мне и обращается к матери. Намрита поворачивается и счастливо улыбается. У меня нет слов. Она закатывает рукав и показывает то место, где под кожей стоит маленькая игла, подключенная к пластиковой трубке. Я понимаю, что у нее стоит система для автоинъекций. Она принимает лекарства от тошноты.

— Как?.. — я даже не могу сформулировать вопрос.

— Вчера вечером мистер Бат отвез детей домой и вернулся к жене, чтобы поговорить, потом пришел в офис и сказал, что они согласны принимать лекарства, потому что мы уважаем жизнь, дарованную Богом. Мы сделали пробную дозировку и поставили автоинъектор. Ночью она спала, утром выпила фруктовый сок и съела чапати[51] на ланч.

Лечение тошноты Намриты с сохранением ее религиозных верований вернуло ее к жизни. Она смогла вернуться домой и провести время с семьей. Она умерла в собственной постели спустя десять недель. Еще 70 дней она была женой, матерью, хозяйкой и служительницей Бога. Несмотря на то, что никогда больше не вернулась в родные края, она была окружена своей общиной, и ее похоронили согласно традиции на следующий день перед заходом солнца.

Заканчивая наше путешествие по фактам о смерти, остановимся на минуту и поговорим о парадоксе, который случается каждый день в паллиативной помощи. Часто, работая в отделении или приезжая по заявке общественной группы паллиативной помощи, ее сотрудники спрашивают: «Почему вы всегда приезжаете к нашим любимым пациентам? Как получается, что помощь получают самые хорошие люди?» И это похоже на правду: если посмотреть на отделение хосписа или список пациентов для общественной команды паллиативной помощи, становится понятно, что все они — чудесные люди. Или мы смотрим на мир через розовые очки? Или действительно есть что-то особенное в людях, которые понимают, что они приближаются к концу жизни?

Всю свою жизнь я размышляла над этим вопросом и постепенно начала видеть закономерности. По сути, все люди, с которыми мы имеем честь работать, — особенные. Они смело переносят свои симптомы, не избегают смерти, а ценят каждый день по мере приближения к ней, отпускают тревогу о будущем и просто наслаждаются настоящим. Умирающий драматург Деннис Поттер в своем последнем интервью очень точно описал это открытие простых вещей через цветение сливового дерева за окном: «Это самое белое, пенистое, пышное цветение, которое я когда-либо видел, и теперь я могу его увидеть».

Все эти люди переносят центр своего мира на других людей. Они направляют всю свою любовь на близких, среди которых и все вокруг — соседи по палате в больнице или хосписе, и все, кто ухаживает за ними. Некоторые пациенты замечают, что медсестра выглядит уставшей, или вспоминают, что дочь уборщика сегодня сдает экзамены. Они признательны, благодарны и относятся ко всем с интересом. И мы купаемся в свете их доброты.