Борис позвонил своему начальнику, обрисовал ситуацию, попросил содействия.

– Нормально все будет, – сказал он, сунув телефонную трубку в карман. – Спецназ к твоему дому подтянется. Заказное убийство – дело серьезное.

– Надеюсь, до этого дело не дойдет…

– Ты сейчас такси возьмешь и домой. Только так, чтобы тебя к самому подъезду подвезли. И бегом наверх…

– А почему такси? – не поняла Инга.

– Потому что я здесь останусь, Пасьянова вести буду… К тому же у тебя прав нет, а закон, сама понимаешь, нарушать нельзя…

Увы, но водительских прав у Инги действительно не было. На руках только свидетельство об окончании автошколы. А экзамены на права она могла сдать только в феврале, когда ей исполнится восемнадцать лет… А исполнится ли?

Инга остановила машину, уступила свое место Борису, а сама пересела на такси. И чем ближе она подъезжала к дому, тем сильней ее трясло. Что, если Виолетта решила избавиться от нее сама, своими руками? Может, она уже поджидает ее возле подъезда и пистолет у нее с боевыми патронами?..

Но все обошлось. Еле живая от страха, Инга добралась домой в целости, заперлась на все замки. А потом началось. Сначала ей позвонил Борис, затем начальник. А в двенадцатом часу ночи с ней связалась Виолетта.

Она сказала, что ждет ее во дворе дома, хочет с ней серьезно поговорить. Для чистоты эксперимента Инга немного поломалась, но все-таки согласилась спуститься. Но выходить ей из дома не пришлось. Через десять минут после разговора с Виолеттой Инге позвонил Борис и сказал, что Никита Пасьянов задержан во дворе дома с оружием. Его отправили в МУР на допрос.

Ждан шел напролом. Знал, что Кирилл видит его, но даже не пытался спрятать нож за спину. Большой у него нож, с изогнутым лезвием. Он злобно и ликующе улыбался, зная, что никто не сможет остановить его.

Кирилл попытался подняться со шконки, но за руки его крепко держал Нос, за ноги – Прокурор. А Лешка сидела у него на животе, свесив ноги. В руках у нее маникюрная пилочка, и она с беспечной улыбкой, будто ничего не замечая, водила ею по ногтям, будто смычком по скрипичным струнам.

А цыганский барон уже навис над Кириллом, занес над ним руку; вот нож уже вонзается ему в грудь…

Кирилл проснулся от физической боли. Не торчал у него нож в груди, кровью он не истекал, но ощущение такое, будто Ждан ударил его по-настоящему.

Камера гудела как полусонный улей, под потолком колыхалось облако табачного дыма, с веревок над шконками свисали мокрые тряпки, воздух вонючий, липкий от влажности…

Кирилл услышал, как открылась тяжелая дверь, гулко стукнувшись о вмурованный в пол блокиратор. И тут же зычно прозвучал голос надзирателя:

– Мускатов, с вещами, на выход!

Это могло быть приглашением на этап. Если в следственный изолятор, тогда почему Кирилла вызывают одного? А ведь не только ему из камеры предъявили обвинение, есть и другие счастливчики… Если в суд, то уже поздно, время не то…

Возможно, его выпускали на свободу. Ведь Инга же говорила, что Антон должен отказаться от своих показаний против него. И его расческа на месте преступления – улика отнюдь не железобетонная. Адвокат у Кирилла хороший, он мог развалить дело…

Он готов был пройти тюрьму от «звонка до звонка». Но все-таки ему больше хотелось домой, к маме, к Инге. И еще хотелось верить в лучшее…

Кирилл забрал с собой из камеры все, вплоть до зубной щетки. Жадность здесь ни при чем. Примета есть такая: оставишь вещи в тюрьме, обязательно вернешься за ними, как бы обратно. Это из зоны нельзя ничего с собой забирать… Но ни в тюрьму он не хотел, ни в зону.

А может, все-таки надо пройти путь очищения?..

В помещение, где его ждал следователь, Кирилл входил без особого волнения. Он был готов ко всему – этап так этап, а если домой, так это еще лучше…

– Как настроение, Мускатов? – небрежно и с радушным прищуром спросил следователь, пышнощекий, холеный майор в новеньком с иголочки мундире.

– Цветет и пахнет, – присев на табуретку, скривил губы Кирилл.

– Да уж, запах у тебя не очень. Ну да ладно, это поправимо… У меня к тебе всего один вопрос. Как расческа на месте преступления оказалась?

– Говорю же, к Вике ходил, ну, к Ашурковой…

– Любовь-морковь?

– Ну, может быть…

– А как же Инга? Ну, невеста твоя?

– Это здесь при чем?

– А при том, что она из-за тебя жизнью рисковала. Киллера на себя выманила.

– Киллера?

– Да. Брат Виолетты Пасьяновой.

– Не знаю такую.

– А Виолетту Романцеву?.. В общем, ее это работа. Любит она тебя очень, поэтому и решила за решетку упечь… Могла бы и убить, но побоялась: твой отец мог бы поднять шум, началось бы серьезное следствие, мы бы вышли на убийцу, затем на нее. А так в жернова попал случайный для твоего отца человек, а ты оказался преступником. Ты живой, но плохой, и отцу ты такой не нужен. На этом и был построен расчет…

– А такой я ему нужен? – пренебрежительно хмыкнул Кирилл.

За все время, что провел он за решеткой, от отца к нему не поступило ни единой весточки. Значит, не нужен он ему. Что ж, тем лучше…

– Ну, это уже вы сами с ним разбирайтесь, – развел руками следователь. – Мое дело – сообщить тебе, что Виолетта Романцева взята под стражу, так же как и ее брат, которому она поручила убить Ингу…

– Уверен, что этого не случилось.

– Разумеется, нет… Но могло быть все, что угодно. В общем, ты свободен, Мускатов. Собственно, это я и собирался тебе сообщить… Да, и со своей невестой, мой тебе совет, разберись. Чтобы она не думала, что ты у гражданки Ашурковой пропадал…

На этом разговор был исчерпан, и Кирилл отправился за личными вещами, которые были изъяты у него при поступлении в изолятор.

Инга ждала его у контрольно-пропускного пункта. Мороз на улице – а ей как будто и не холодно. Шуба на ней, шапочка меховая, но в машине все же было бы теплей. Но нет, не прячется она от мороза: боится прозевать Кирилла.

– Ну наконец-то! – просияла она и порывисто прижалась к нему.

– Мне тут посоветовали признаться тебе, что к Вике я не ходил, – улыбнулся он.

– Кто посоветовал?

– Следователь. Он тоже не верит, что я к ней ходил. Но на него мне наплевать.

– А на меня?

– Угадай!

– Виолетту арестовали.

– Я знаю… Ты все организовала?

– Да… Я верю, что ты не ходил к Вике. А ты не верь, когда тебе скажут, что я своего любовника ревную, – засмеялась она.

– Любовника?! – озадачился он.