Словом, слишком многое не давало никакой надёжной картины, пусть даже я и привык к подобному за последние полтора десятка лет.

Так же было понятно, что не я должен был подтверждать сказанное стороной обвинения, но они, причём не дополняя (дополнять, после моих повествований должно быть нечего), а молча подтверждать уже сказанное мною. Но ведь я не актёр, к тому же человек, не привыкший выставлять напоказ свои переживания, поэтому это была новая форма проявления моего «Я».

Всплыл ещё один нюанс: как только появлялось ощущение виновности, уважение к себе пропадало, как и желание что-либо для себя делать. Всё, что я мог выдавать, а точнее, выдавливать — правильно выставленные по последствиям события, с мельчайшими подробностями и подтверждением фактов. К концу повествования, когда необходимо было объяснять мотивацию, духовных сил не оставалось. Каким-то образом это нужно было преодолеть.

И ещё настоящая опасность, о которой меня никто не предупреждал, — это вопросы от адвокатов, чьи подопечные сидели рядом со мной, вопросы, задаваемые для того, чтобы поднять их как субъектов, чтобы повысить их имидж в сравнении с моим, так же, как и их личностные характеристики — всё за мой счёт. Но… Так же, как и всё происходящее несёт ожидаемое или неожидаемое, на вопросы на суде в данных случаях мне удавалось, быстро собравшись с мыслями, отреагировать таким образом, что ответ наносил ущерб не мне и даже не «подельникам», а их адвокатам — это отбивало у них охоту предпринимать подобные демарши.

Что хочется особенно заметить: в действительности, не нужно стопроцентно полагаться на защитника — он не поедет с вами в лагерь, он, в первую очередь, защищает свои интересы. Мало того, любую победу он повесит щитом на свои ворота, а все неудачи скинет в общую уборную с вашей судьбой вместе и с одной для вас неприятной особенностью — за ваш же счёт.

Я говорю не обо всех, но, к сожалению, такая порядочность, как у К.Т. Бижева и А.М. Бусаевой, встречается крайне редко. Мало того, у них эта характеристика совмещается с правильной самооценкой собственных сил. Мне было приятно с ними работать, а главное — продуктивно…

Читая материалы дела, было удивительно заново понимать действия своего скрытого образа жизни. В конечном итоге, применение накладной растительности на лице, париков и смены имиджа всё же приносило свои результаты — я не встречал ни одного точного или хотя бы близко похожего своего описания.

Также выяснились интересные частности, например, «чистосердечного признания Олега Пылёва» (которое, правда, мало совпадало с правдой по своей сути, но зато с подробностями раскрывало чужую вину, для того чтобы переложить ответственность на других), отмеченного 2003 годом, за два с половиной года до моего ареста, — о просьбе выпустить его под «подписку о невыезде» с целью нахождения моего места проживания, поимки и доставки в руки правосудия. В другом подобном же заявлении, также было указано о двух совершённых мною преступлениях, в том числе покушениях на Квантришвили и Глоцера, где имелась информация и о других участниках «профсоюза», где он разумеется, по его словам, играл самую невинную роль. Фамилию, думаю, он не знал, как и местонахождение, но подобное рвение просто удивляет — хорош же «главшпан»! И этот — человек решал, кому из нас жить, а кому быть жестоко наказанным.

Чистосердечное признание.

(Расшифровка фотокопии)

Пылёв Олег А. 21 апреля 1964 г.р. С 1991 г. являюсь активным членом преступной группировки, возглавляемой Гусятинским Григорием Евгеньевичем («Гришей Медведковским»), Ананьевским Сергеем («Культик»).

Будучи в это время рядовым членом группировки, информации по её деятельности не имею. С 1995 г. после гибели Гусятинского Г.Е. и Ананьевского С. стал одним из руководителей группы. В мои обязанности входил сбор информации о возможных конкурентах, наблюдение и прослушивание. В моём подчинении находились: Тутылёв Юра, Рома, Тарас, личным моим водителем был Сергей Елизаров, отвечающий за мою машину, личной моей охраной занимался Махалин Сергей.

В группировку входило несколько групп разного назначения. Группу основного устранения возглавлял Шарапов Александр. В его подчинении находились Яковлев, Саша, Лёша.

В 1995 году я выехал на постоянное проживание в Испанию, где меня навещали Шарапов, Махалин и Кондратьев. Кондратьев подчинялся только Гусятинскому Г.Е., как я понял, был личным его ликвидатором.

Лёша «Солдат» осуществил наиболее рискованные операции по устранению конкурентов или выполнял заказы.

Это была одна из причин моего отъезда заграницу. Так как мест было много, а кто из них «Солдат», не знал никто, который к тому времени, после гибели Ананьевского и Гусятинского, стал подчиняться Буторину С. и получать от него деньги на исполнение ликвидаций неугодных Буторину людей.

Мною написано лично 31.01.03.

Пылёв Олег А. /подпись/

Разумеется, грамматика и пунктуация, насколько возможно, исправлены.

Иным оказался его старший брат Андрей, вообще отказавшийся давать показания, но всё же определивший свою точку зрения по предъявленному обвинению. Хотя, удивительное было и здесь: оказывается, в самом начале 90-х обоих братьев задерживали по заявлению одного коммерсанта, с которого они пытались получить долг. Интересная бумага, подписанная обоими, гласила о том, что виноваты отнюдь не они, а другие, причем указывались имена, фамилии и адреса…

К подобным же «свидетельствам» относятся и плаксивые письма Гусятинского из заключения, взятые из моего архива, которые, все вместе, создают общую картину «верхнего эшелона власти» нашего «профсоюза».

Показания же когда-то рядовых в иерархии парней, на сегодняшний день — уже сорокалетних мужчин, раскрывали и раскаяние в содеянном, и сожаление, и признание вины за когда-то принятые решения, но ни один не распустил слюни.

Любопытно было узнать об истории ареста Александра Федина. Их вдвоём с Андреем Филиповым, участницам убийства «Солоника», ещё молодыми людьми, сразу после армии, приняли в «доблестные ряды» «Медведковских» и называли «хулиганами».

Грибков уже был арестован и давал активно показания, фигурантом был их друг детства Игорь Островский — «Чикаго» - как участник одного из убийств. Об этом через адвокатов узнал Олег Пылёв и моментально принял решение об устранении человека, «засветившегося» по его же, Пылёва, вине. Выманивая Игоря под предлогом необходимости слежки за кем-то и следуя уже привычному плану, Махалин и Михайлов пригласили его встретиться, чтобы обсудить планы предстоящего. Федин и Филиппов, понимая, к чему вся эта возня, уговаривали друга не поддаваться уговорам, но тому нужны были деньги, и, надеясь на «лучшее», он уехал, успокаивая и друзей, и свою подругу и, разумеется, пропав навсегда.

Несчастью жены не было предела, как и воспылавшей злобе друзей. Нечего и говорить, что все отношения между ними и «главшпанами» прекратились, конечно, со всеми выходящими для них опасными последствиями. На каждом были убийства, и вряд ли нужно говорить, что такие носители информации Пылёву были не нужны, и это лишь вопрос очерёдности, то есть времени, поэтому здесь арест, пусть и с дальнейшими большими сроками, которые, кстати, вот-вот заканчиваются, и которые, слава Богу, не разрушили их семьи, спас обоих.