сам покажет, что и как из него надобно делать, а основная установка Вам известна.

О женщине в литературе нужно писать, начиная с отношения церкви к женщине как источнику всякого зла. Нужно посвятить целую статью изображению церковного влияния на художественную литературу, проследив это влияние до сего дня. Остановиться на Возрождении, когда женщина попыталась поднять голову, но тотчас же была признана ведьмой и сжигалась на костре.

Нужно показать женщину-хозяйку и тургеневских воздушных девушек, из которых тоже являлись хозяйки, но являлись и революционерки в количестве, не знакомом Европе. Это — тоже весьма сложная тема, я Вам напишу о ней некоторое время спустя.

Возвращаю статью Усиевич, некогда мне до чортиков! Усиевич нужно посоветовать, чтоб писала проще, без премудрых слов и более четко, короткими фразами.

«Буржуазно-дворянский реализм» был критическим реализмом у Стендаля, Бальзака, Толстого. Именно за это — за критицизм, выраженный в образной форме, — Ленин одобрял Толстого, Энгельс — Маркс одобряли Бальзака. Наш реализм имеет возможность и право утверждать, его критика обращена на прошлое и отражение прошлого в настоящем. А основная его задача — утверждение социализма путем образного изображения фактов, людей и взаимоотношений людей в процессах труда. Я говорил о соц[иалистическом] реализме, как понимаю его, в начале статьи о «Кочке и точке».

Будьте здоровы.

А. Пешков

1083

А. Н. ТИХОНОВУ

28 марта 1933, Сорренто.

Очень интересно, Александр Николаевич, но немножко торопливо и — местами — не дописано. Чехов — говорит, а — не двигается, нет жестов, рук — нет, а у него были эдакие вялые кисти, и часто казалось, что дотрагиваются они до вещей не то — брезгливо, не то — нерешительно. Тоже и походка: ходил, как врач по больнице, больных в ней — много, а лекарств — нет. Да и врач-то не совсем уверен, что лечить — надо.

Выкиньте: «поминутно полыхали молнии» на стр. 14, надо сказать как-то иначе. Да и вообще это место написать погуще. И всем бы фигурам — для вящего оживления их — придать по черточке, по две.

Савва Ант[она] Пав[ловича] — определенно не любил, физически отталкивался от него, это характерно для Саввы.

Правильно схвачена манера говорить у Чехова. Исправив рукопись — «в порядке спешности» — пошлите мне экземпляр […]

Всего доброго.

А. Пешков

28. III. 33.

1084

И. Ф. ЕРОФЕЕВУ

29 марта 1933, Сорренто.

И. Ерофееву.

Простите, — запоздал ответить Вам.

Не совсем понимаю, что подразумеваете Вы под «историей перевода Шевченко»? «Где» эта «история», спрашиваете Вы. Если речь идет о переписке издательства с переводчиком, — документы, вероятно, в руках К. П. Пятницкого, в Ленинграде. Я к этому издательству не имею отношения уже более двадцати лет.

Впервые я читал Шевченко еще юношей, в Казани, в конце 80-х годов. Тогда ходили по рукам сборники закрещенных цензурой стихов — рукописные. Помню, что мне очень понравилось четверостишие «И день иде, и ничь иде», а также «Катерина». Затем, летом 97 и 8-го гг., живя в Мануйловке, Кременчуг[ского] уезда, я читал Шевченко на украинском языке крестьянам; книжка дана была мне учителем Самойленко, кажется — львовское издание. Стихи Шев[ченко] вообще очень нравились мне, да и вообще я питал «влеченье, род недуга» к литературе Украины. Очень хотелось издать Гулака-Артемовского, Основьяненко, Котляревского — особенно! Вел переговоры с некиим Могилевским или Могилянским — очень мутная фигура! — об издании сборника «Исторических песен» Антоновича и Драгомирова, но М. М. Коцюбинский посоветовал мне обратиться к другому лицу и хотел, по возвращении на Украину, найти таковое, но — не успел, это было в последнее наше свидание с ним — М. М. — на Капри Стефан Жеромский посмеивался над моим «украинофильством». Жеромский — внутренно — имел кое-что общее с Чеховым.

В Мануйловке я, в течение летних месяцев 97—8 гг., ставил пьесы украинские Старицкого и др. В «Мартыне Боруле» даже играл роль жениха, кажется. «Труппа» — почти сплошь местные крестьяне, за исключением учительницы Людмилы Самойленко и другой еще — сестры литераторши Ольнем, сотрудницы «Русского богатства»; Ольнем — псевдоним, а настоящая фамилия — если не ошибаюсь — Шереметьева. Вот, кажется, и все, что я могу сообщить Вам в связи с Вашим вопросом о Шевченко.

Получил фотографический снимок с портрета Боклевского — какое хорошее лицо! Получила ли Боклевская деньги и — сколько? Будьте добры сообщить.

Воспоминания ее, к сожалению, незначительны Желаю Вам всего доброго

А. Пешков

29. III. 33.

Думаете ли Вы послать Ваши материалы по украинской литературе в «Литературное наследство»?

1085

В. В. ИВАНОВУ

5 апреля 1933, Сорренто.

Дорогой Всеволод Вячеславович —

«обширное» письмо Ваше я получил своевременно, а ответить запоздал, потому что увлекся работешкой над «Самгиным». Ныне — отвечаю.

По вопросу о «расширении» — документального — «материала» по истории литературы «для писателя» придется говорить лично, много и со многими, напр, с В. Бонч-Бруевичем, Лейтнеккером и др, а писать об этом и некогда, да и не напишешь как надо. О словарях. У Вас «Словарь волжских судовых терминов» Ф. П. Хитровского? Это — дело маленькое, и по типу такого словаря нельзя сделать для писателей словари по всем отраслям техники, медицины и т. д. Нельзя, да — пожалуй — и не следует, ибо эдакие словари могут усилить «верхоглядство» писателей наших. Об этом деле надобно хорошо подумать, раньше чем начинать его.

Возможно, что я настроен более скептически, чем следует, это — объясняется некоторой ошеломленностью, вызываемой событиями в Германии и отношением к ним со стороны «культурного слоя Европы». Человек я вообще — как будто — сдержанный, но дошел до того, что, по ночам, впадаю в бешенство. Останешься один, представишь себе происходящее историческое свинство и, ослепленный ярким цветением человеческой пошлости, подлости, глупости, начинаешь мечтать о том, как хорошо бы разбить вдребезги несколько морд, принадлежащих «творцам» современной действительности. И — очень неласково начинаешь думать о пролетариях Европы.

Утешают и успокаивают наши газеты. Сегодня прочитал в «Известиях» передовицу «Слово и дело», а также речь Довгалевского в Женеве. Отлично! Очень умело и с крепчайшим достоинством говорит пролетариат Союза Советов. Из Лондона мне сообщают, что там «общественное мнение» вовсе не «возмущено» арестами англичан в Москве, а возмущены только сукины дети, «творящие» мерзость.

А «культурный слой» Италии — глух, слеп и нем.

Ну, ладно! Нездоровится мне сегодня, ночь — не спал, голова мутная.

Сын-то у Вас какой молодчина! Вы бы записывали его афоризмы, это — со временем — будет приятно, а может, и полезно прочитать ему же.

Всех благ! Привет Т[амаре]