– Бату, надень намордник своему старому псу, – завизжал Гуюк, – я требую немедленного уничтожения рязанцев!

Бату вздохнул. И велел вернуть отряды, далеко проникшие в русские земли, под Владимир, Коломну и прочие города.

– Гуюк прав. Сначала выковыряем занозу из задницы и лишь потом отправимся дальше. Хоть это и затянет поход.

Январь 1238 г., Суздальская земля

На этот раз обложили всерьёз.

Монголы предусмотрительно обеспечили десятикратное превосходство, не пожалев двух туменов для того, чтобы покончить с дружиной Евпатия Львовича.

Окружили со всех сторон и обстреливали из луков, избегая смертоносной рукопашной: выучили наизусть, что мечи рязанцев страшнее кары небесной, а в ближнем бою бойцы Коловрата непобедимы.

Ярило несколько раз водил отборные сотни: кони зарывались в снег по грудь, атака вязла; пользуясь задержкой, монголы оставляли заслон – его Ярило со своими бойцами вырубал целиком, но основные силы отходили, прекращая на время обстрел; а потом возвращались и возобновляли стрельбу.

– Что скажешь, друг?

– Дождёмся ночи. И прорвёмся, – ответил Ярило, – раненых придётся оставить.

Евпатий Львович мрачно кивнул:

– Ладно. Лишь бы до заката продержаться.

Монголы понимали это не хуже русичей. И бросили в бой тяжёлую конницу.

Латники скакали плотными рядами, выставив длинные пики; закрытые по ноздри бронёй кони были неуязвимы для стрел. Ярило бился жестоко, забрызганный кровью по макушку; широкоплечий Коловрат с хеканьем обрушивал топор, рубя монголов до седла. Коней выбили: русичи давно уже сражались в пешем строю, но монголам от этого было не легче. Они давили и давили; рязанцы только плотнее сжимали стремительно редеющие ряды, но не поддавались.

Снег под ногами превратился в бурую кашу; в поле образовался чёрный круг, в центре которого сгрудились рязанцы. Ярило давно потерял шлем, порубленная кольчуга свисала клочьями; уже третий щит разлетелся на куски под ударом монгольского палаша. Ярило вырвал из тела мёртвого товарища кривую саблю, взял её в левую руку. Саблей работал, как щитом – принимал удары, мечом бил сам – наверняка. Пробормотал:

– Что лучше: меч или сабля?

И рассмеялся чему-то своему.

Евпатий покосился на товарища. Из-за пробитого копьём бока нормально говорить не мог – только хрипел:

– Э, ты не свихнулся ли? Потерпи, немного осталось.

– И снова бой, покой нам только снится, – сказал Ярило. Поймал саблей выпад, развернулся и рубанул монгола по шее – латник рухнул ничком.

Бату испугался, что останется без гвардии, и отозвал тяжёлую конницу. Отправил посланника:

– Хан говорит: вы обречены, сопротивление бессмысленно и лишь приведёт к новым смертям. Так чего вы хотите?

Коловрат, прижимая к левому боку локоть, прохрипел:

– Передай своему хану: вся наша жизнь осталась там, под окровавленным пеплом Рязани. Так что мы хотим одного – умереть.

Солнце всё никак не уходило; будто замерло на небе, не в силах оторваться от эпической картины смерти и подвига. Ярило понял: ночь не спасёт. Не уйти: коней нет, переранены все.

Из отряда в тысячу семьсот человек в живых осталось меньше сотни. Сгрудились тесной дружиной вокруг рязанского воеводы.

И были они подобны стальному ядру на булаве: нерушимому, смертельно опасному.

Когда монголы выкатили на прямую наводку тяжёлые баллисты, предназначенные для сокрушения крепостных стен, Евпатий Львович сказал:

– Татары считают, что мы – башни крепостные. И ведь правы: человек прочнее камня, коли крепок дух его. Это была славная битва. Нам не стыдно будет взглянуть в глаза жёнам и детям нашим там, на небесах.

Бату-хан подозвал китайского начальника осадных машин и приказал:

– Начинайте.

Август 1241 г., город Великий Новгород, таверна «Четыре короля»

За время чтения пергамента слушателей стало гораздо больше: многие подсели ближе и едва дышали, чтобы не пропустить ни слова удивительной истории о мести и героизме.

Доминиканец закончил. Вытер неожиданную слезу, глотнул пива, чтобы смочить натруженное горло.

– Да, – задумчиво сказал поляк, – если бы каждый поступил со своей жизнью так же, как эти рязанские рыцари, то татары не шастали бы сейчас от Польши и до Венгрии. А что произошло дальше? Они все погибли?

Монах пожал плечами:

– Говорят, будто выжило пять или шесть человек. Король монголов воздал им почести, отпустил невредимыми и разрешил похоронить героя Коловрата по христианскому обычаю. Но я не верю в это: ведь Восток и Запад – это как разные миры. Известно ли татарам понятие чести?

Зашумели, заспорили: кто-то соглашался с тем, что безбожники-степняки неотличимы от диких зверей; кто-то возражал, что такое вполне возможно, и монголам знакомы слова «рыцарство» и «долг».

Один новгородский приказчик даже заявил:

– Когда татары захватят Европу – а этого, поверьте, ждать недолго – то объединят наконец-то Восток и Запад под властью единого монарха. Каждая религия будет пользоваться равными правами, торговля и ремёсла расцветут под защитой крепких законов. Нивы заколосятся, дороги построятся, и наступит новый Золотой Век!

– Про «единого монарха» вы сказали, юноша. А как же насчёт папы римского? – удивился монах.

– Вот пусть и занимается духовными делами, зачем ему светская власть? Я бы лучше поговорил о единстве Востока и Запада: некоторые считают его невозможным и даже Русь отделяют от Европы. Был я недавно в Далмации, в городе Сплите, и встретил там служащих венецианскому богатому купцу двух юношей, родных братьев. Очень умны, образованы, знают множество восточных и западных языков. И при этом обходительны, прекрасно воспитаны – словом, настоящее украшение итальянской молодёжи. Как же я был удивлён, узнав, что Антон и Роман – а их зовут именно так – родом из Руси, из какого-то маленького городка. Они попали в Далмацию загадочным образом; значит, если русича достойно воспитать, одеть в европейские одежды, обучить манерам и языкам, то отличить его от европейца совершенно невозможно!

– А если корове отрубить рога и прибить подковы, то выйдет лошадь, – мрачно сказал доминиканец, – странный разговор.

Приказчик пожал плечами. Расплатился и вышел из таверны.

Седоволосый странник, внимательно слушавший весь этот разговор из своего тёмного угла, накинул капюшон и отправился вслед за новгородцем. Догнал на улице, остановил:

– Погоди. Ты говорил о плавании в Сплит.

– Ну и что? Я и вправду там был, мой хозяин торгует фряжскими товарами.

Седой волновался, хотя заметить это было трудно: по всему было видно, что он – человек бывалый.