— Планеры, — пояснила Сибиллина, перехватив мой взгляд. — Это старинный спорт. Когда-то я тоже этим занималась, — возле стен проходят теплые восходящие потоки. Но сколько дыхательного снаряжения приходится на себя нацеплять… — она покачала головой. — А хуже всего туман. Вы скользите по инерции над облачным слоем, но стоит туда погрузиться — и вы теряете ориентацию в пространстве. Если вам повезет, вы взлетите и выскочите из тумана прежде, чем врежетесь в скалу. Если нет, то уже не разберете, где верх, где низ, попадете в зону возрастающего давления и сваритесь заживо. Либо украсите склон Бездны симпатичным цветным пятном.

— А радар в тумане не действует?

— Действует — но без него интереснее, правда?

Подали ужин. Я ел с осторожностью, стараясь не привлекать к себе внимание. Еда была отменная. Сибиллина сказала, что лучшую пищу по-прежнему выращивают на орбите и доставляют вниз «бегемотом». Это объясняло лишние нули в меню.

— Взгляните-ка, — произнес Уэверли, когда мы принялись за второе. — Если не ошибаюсь, Воронофф?

Он незаметно указывал на какого-то человека, который только что встал из-за стола в другом конце зала.

— О да, — подтвердил Фишетти с самодовольной улыбкой. — Я знал, что сегодня он будет здесь.

Я посмотрел на человека, о котором шла речь. Если бы мне не сказали, в жизни не обратил бы на него внимания. Маленький, безукоризненно одетый и тщательно завитый брюнет с приятно-нейтральным лицом артиста-подражателя.

— Я где-то слышал о нем, но не помню, где. Кто он такой? — осведомился я.

— Воронофф — настоящая знаменитость, — пояснила Сибиллина, доверительно касаясь моей руки. — Один из старейших послесмертных. Для некоторых он герой. Чем только он не занимался! Кажется, он освоил все Игры.

— Он что-то вроде игрока?

— Более того, — сказал Уэверли. — Он разрабатывает совершенно немыслимые экстремальные ситуации. Он создает правила, а все остальные просто их выполняют.

— Я слышал, на сегодня он что-то задумал, — вмешался Фишетти.

— Прыжок в туман? — Сибиллина хлопнула в ладоши.

— Похоже, нам повезло. Иначе зачем бы он пришел сюда ужинать? Ему, наверное, чертовски надоела эта панорама.

Воронофф уже направлялся куда-то в сопровождении мужчины и женщины, которые до этого сидели за его столиком. Кажется, тут действительно намечалось нечто особенное: все взгляды устремились к ним, и даже паланкины развернулись в одном направлении.

Троица покинула зал, но напряженное ожидание продолжало витать в воздухе. Еще пара минут — и я понял, в чем дело. Воронофф и его спутники появились на балконе, который опоясывал ресторан по внешней стенке купола. Все трое были в защитных костюмах и масках, почти скрывающих лица.

— Они полетят на планерах? — спросил я.

— Ну что вы, — отозвалась Сибиллина. — Воронофф считает это абсолютно устаревшим. Прыжок в туман — вот это несравнимо опаснее.

Тем временем стоящие на балконе крепили на своих поясах какие-то светящиеся причиндалы. Я пригляделся как следует. Каждый из этих предметов присоединялся к свернутой кольцами веревке, другой ее конец был закреплен на куполе. К этому времени половина гостей столпилась вокруг окон ресторана, чтобы ничего не пропустить.

— Видите веревку? — спросила Сибиллина. — Каждый прыгун должен рассчитать под себя длину и эластичность отрезка. Еще надо подгадать время прыжка — в зависимости от скорости и направления воздушных потоков. Видите, как они следят за планерами — там, внизу?

В этот миг женщина прыгнула с балкона. Должно быть, она сочла момент для своего прыжка подходящим.

Сквозь пол было видно, как она падает в туман, превращаясь в крошечное живое пятнышко. За ней разматывалась тонкий, почти невидимый хвост.

— И в чем идея? — поинтересовался я.

— По-моему, зрелище будет бесподобное, — сказал Фишетти. — Весь фокус в том, чтобы войти в туман и полностью исчезнуть из виду. Однако я не завидую тем, кто пролетит слишком далеко. И даже если вы верно рассчитаете длину веревки, существуют еще воздушные потоки.

— Она ошиблась в расчетах, — проговорила Сибиллина. — Ах, дурочка… Ее засасывает вниз — вон к тому выступу.

Стремительно падающая светящаяся точка врезалась в склон Бездны. На миг в ресторане повисло ошеломленное молчание, как будто случилось нечто невыразимое. Я ожидал возгласов ужаса и жалости. Но вместо этого послышались вежливые аплодисменты, кто-то вполголоса выражал соболезнования.

— Ну вот, я же говорила, — вздохнула Сибиллина.

— Как ее звали? — спросил Фишетти.

— Не знаю. Кажется, Оливия… или что-то в этом роде. — Сибиллина взяла со стола меню и принялась выбирать десерт.

— Внимание, вы пропустите следующего. Думаю, это будет Воронофф… да!

Фишетти забарабанил по столу. Знаменитый человек шагнул с балкона и изящно полетел в туман.

— Видели, как он был спокоен? Это истинный класс.

Это походило на прыжок искусного ныряльщика. Воронофф словно летел через вакуум, почти не отклоняясь от прямой. До меня дошло, по какому принципу рассчитывалось время. Воронофф выжидал момент, когда воздушные потоки изменят силу и направление так, чтобы работать на него, а не против. Во время полета они словно дружески отталкивали его от стен Бездны. На экране посередине зала появилась картинка — похоже, следом за игроком в Бездну летела камера. Впрочем, большинство предпочитало пользоваться оптикой — от телескопических монокуляров до театральных биноклей и элегантных лорнетов.

— А какой в этом смысл? — спросил я.

— Риск, — ответила Сибиллина. — Острые ощущения — когда делаешь что-то новое и по-настоящему опасное. Это единственное, что дала нам эпидемия — возможность испытать себя, посмотреть в глаза смерти. Биологическое бессмертие не поможет, если вы врежетесь в скалу на скорости двести километров в час.

— Но все-таки, зачем они это делают? Разве потенциальное бессмертие не придает вашей жизни еще большую ценность?

— Разумеется. Но время от времени стоит напомнить себе. Какой смысл добивать старого врага, если вы лишаетесь волнующего воспоминания о его изначальной сути? Победа теряет свой смысл, если не помнить, над чем она одержана.

— Но при этом можно умереть.

Она отвлеклась от меню и подняла на меня глаза.

— Что ж… лишний повод точнее рассчитывать время.

Воронофф приближался к конечной точке маршрута. Я уже еле различал его.

— Сейчас пойдет перегрузка, — сказал Фишетти. — Он начинает притормаживать. Потрясающая координация… Видите?

Веревка натянулась почти до предела, замедляя падение прыгуна. Но его расчет действительно был точен — Воронофф не обманул ожидания поклонников. На три-четыре секунды он исчез в мутной белизне тумана. Потом веревка начала сокращаться, вытягивая игрока из Бездны.