— Он использовал нижнюю полку маленького бельевого шкафа.

— Использовал ее… — Голос у Эви сорвался, превратившись в дрожащий шепот. — Использовал ее для чего?

Мак-Алистер подождал, пока, не рассеются призраки страха и боли, которые принесли с собой воспоминания о тех черных временах. Подождал, пока вновь не обретет способность говорить.

— Там едва хватало места для того, чтобы лечь на бок, подтянув колени к подбородку. Даже вытянуть ноги было невозможно.

Первые несколько раз он дрался, но мистер Бернетт был настоящим гигантом или казался таковым тринадцатилетнему мальчишке. Спустя некоторое время он перестал оказывать физическое сопротивление и старался сохранить гордость, находя ее в том, чтобы с высоко поднятой головой прошествовать к шкафу, распахнуть и дверцу и залезть в него по собственной воле. Как будто ему было все равно. Как будто это не имело для него никакого значения. Как будто своим показным равнодушием он бросал вызов мучителю.

— Как долго? — Голос Эви наполнился ужасом. — Как долго он заставлял вас оставаться там?

— Бывало по-всякому. Минуты, часы, дни.

— Дни! — Девушка резко села на кровати. — Он держал вас там… он давал вам хотя бы есть и пить?

Эви умолкла, когда он покачал головой. Протянув руку, Мак-Алистер опять прижал ее к себе, и девушка вновь положила голову ему на грудь. Так было легче, он мог рассказывать ей обо всем, не видя отражения собственной боли в ее глазах.

— Он же мог запросто убить вас, — прошептала она. — Вы же могли погибнуть.

Да, такая мысль приходила ему в голову еще тогда. Причем каждый раз, когда он залезал в проклятый шкаф.

— Знаю.

И эта мысль — что он может умереть в маленьком бельевом шкафу, свернувшись клубочком на нижней полке, — сводила его с ума. Мак-Алистер смутно помнил, что однажды не выдержал и сломался, позвав на помощь, когда голод, жажда и невозможность пошевелиться стали невыносимыми и сломили его гордость.

Но никто не пришел. Никто не откликнулся на его зов.

Как будто никто ничего не слышал и не видел.

Таковы были правила, установленные мистером Бернеттом.

— А почему вы не написали своей матери и не попросили о помощи? — негромко спросила Эви.

Мак-Алистер горько покачал головой:

— Я пытался. Но меня поймали за этим занятием.

— Мне очень жаль. — Она погладила его ладонью по груди. — И еще я очень рада, что вы убежали.

— Я не собирался убегать. Поначалу, во всяком случае. Я должен был думать о своих братьях.

— Он наказывал и их тоже?

— Редко. — Не тогда, когда рядом оказывался Мак-Алистер, чтобы взять на себя их вину. — Он предпочитал показательно наказывать меня. И эта мера вполне себя оправдывала… он мог рассчитывать на их послушание.

— Но почему именно вы?

Он лишь передернул плечами.

— Я был самым старшим и самым непокорным.

— И как все прекратилось?

— Я вдруг вытянулся, буквально за лето, подрос сразу на несколько дюймов. — Поначалу он и сам не сознавал этого. Он думал, что это от страха бельевой шкаф кажется ему все меньше и меньше. — И в один прекрасный день я просто не поместился на полке. — Мак-Алистер почувствовал, как по губам у него скользнула холодная улыбка. — Управляющий чего только ни делал, пытаясь засунуть меня на полку, но ничего не вышло. А когда я выпрямился во весь рост, то впервые заметил, что наши глаза оказались на одном уровне и что я смотрю на него уже не снизу вверх.

Мистер Бернетт тоже заметил это. Мак-Алистер вспомнил, как в глазах мужчины впервые промелькнул страх, а рука его, занесенная для удара, опустилась.

— Он решил испробовать на мне новый бельевой шкаф, побольше. Я отказался. Мы подрались.

Мистер Бернетт все еще был сильнее, но разница в росте и физическом развитии уже была не столь значительной, чтобы он мог схватить юношу за шкирку и сделать с ним все, что вздумается. А с момента их последней стычки у Мак-Алистера была масса возможностей попрактиковаться в том, как избежать побоев и поимки. И все благодаря мистеру Бернетту, Но он все равно оставался мальчишкой.

— Он по-прежнему превосходил меня силой, но…

Мак-Алистер сделал паузу и бросил взгляд на Эви, прижавшуюся щекой к его груди. Интересно, как она отнесется к этой части его рассказа?

— Я схватил вазу и ударил его по голове.

— Сильно? — поинтересовалась девушка.

— Наверное. Во всяком случае, сознание он потерял.

— Прекрасно. — Не заметить мрачного удовлетворения в ее голосе было невозможно. — Вы убили его?

— Нет.

Не в тот раз, добавил он про себя.

— Но это дало мне время связать его, забрать крупную сумму денег из его письменного стола и благополучно вывести братьев из дома.

— А как же прислуга? И миссис Бернетт?

— Миссис Бернетвесьма кстати уехала в гости к соседке. А слуги не увидели ничего необычного в том, что мы направились к конюшне. Только один грум знал обо всем. Я хорошо заплатил ему, чтобы он сначала помог мне оседлать лошадей, а потом закрыл глаза на наше бегство.

— И вы убежали с пятью братьями?

Мак-Алистер едва не расхохотался при воспоминании об этом.

— Да. Какой это был кошмар! Чарльзу в то время едва исполнилось четыре годика. Но у нас достало денег, чтобы благополучно добраться до…

— Куда? Куда вы направились?

— К шотландской границе. Мы остановились у миссис Сигер, бывшей няни моих братьев, и оставались у нее до тех пор, пока нам не удалось отыскать мать и мистера Карвилля.

Он вспомнил, как сомневался в том, что они вернутся, а потом боялся, что, вернувшись, они отправят его с братьями обратно к мистеру Бернетту. Тогда он еще не знал мистера Карвилля, зато хорошо изучил свою мать. Если она любила мужчину, то становилась слепа и глуха ко всем его недостаткам.

— И что они сделали, когда вернулись? — спросила Эви.

— Отправили своих людей на поиски Бернеттов, которые, как оказалось, исчезли сразу же после нашего бегства. Мистер Карвилль извинился перед нами.

Мак-Алистер задумчиво нахмурился. Пожалуй, извинился — не то слово. Избранник матери терзался угрызениями совести и раскаянием. Случившееся привело его в ужас, и он был намерен сделать все, что в его силах, чтобы этого больше не повторилось. Мак-Аяистер был слишком зол и слишком измучен, чтобы поверить ему.

— Но я опять сбежал. Я был зол.

— И стали солдатом? В четырнадцать лет?

— Нет. Я отправился в Лондон, работал где придется.

— И все-таки, чем же вы зарабатывали на жизнь?