– Миледи! – ахнула где-то за спиной Дора.

Инквизитор молча выпрямился, окинул Бьянку ничего не выражающим взглядом с высоты своего роста. Так обычно смотрят на муху, перед тем как прихлопнуть.

– Ну, что ж вы? Давайте! – голос сорвался на крик. – Давайте, можете сжечь меня прямо сейчас! Все равно уже… ничего нет…

Она несколько минут вглядывалась в каменное лицо инквизитора с розовым пятном на щеке, потом отвернулась.

Да, пусть бы он ее сжег прямо сейчас. Бьянке ведь было известно, что Аламар Нирс обладал сильнейшим даром пиромантии и время от времени сжигал приговоренных. Сам. Так что… пусть бы и ее сжег, и, может быть, тогда бы она смогла снова увидеть Роя. Не здесь, а где-нибудь там, откуда еще никто не вернулся.

Ей послышался глубокий вздох. А потом – повелительное:

– Усадите миледи. Вы что, не видите, что ей нехорошо?

В тот миг, когда Бьянке пододвинули тяжелый стул, она уже падала. Силы покинули быстро и внезапно, перед глазами расплылось серое марево, но тут же в ноздри ударил едкий запах, от которого на глазах снова выступили слезы.

– Ну, так-то лучше, – пробормотал Аламар, убирая в карман флакон с нюхательными солями. – Простите меня, Бьянка. Вероятно, вы и в самом деле любили Роя Сандора. Я не думал, что это вообще возможно.

Она промолчала, вкладывая в свое молчание все презрение, на которое была способна.

Да что он понимает в любви, этот палач с глазами сумасшедшего? Он вообще вряд ли понимает, что жизнь самой Бьянки закончилась, оборвалась. Осталась сухая куколка, в то время как бабочка уже летит, порхает в небесной выси. Бьянка машинально коснулась пальцами фарфорового кулона. Он снова был горячим, грел ее, словно маленькое солнце, забравшееся под платье.

А тем временем в комнате появилось новое действующее лицо, сухощавый мужчина, совершенно неприметный, в очках с толстыми линзами.

– Мастер Нирс, – он поклонился инквизитору.

– А-а, Мельфор, и ты здесь.

– Я от ведомства лорда Сандора, – спокойно отчитался мужчина, – я должен засвидетельствовать смерть, и тело следует забрать на вскрытие.

Аламар Нирс понимающе кивнул.

– Я забираю его в инквизицию, Мельфор. Понимаю, что тебе не терпится поработать скальпелем, но… Здесь замешано магическое воздействие. Так что, сам понимаешь, в первую очередь это наш клиент.

– Магическое? – Тот, кого называли Мельфором, выразительно приподнял брови. – Кому это нужно?

– Вот мы и будем выяснять, кому.

Бьянка посмотрела на место, где до этого лежал пустой флакон, – там больше ничего не было. Аламар спрятал улику до появления Мельфора.

– Ну, как скажете, мастер Нирс. – Нахмурившись, Мельфор окинул Бьянку недовольным взглядом. – Тогда мне здесь, выходит, делать нечего…

– Совершенно верно. – Аламар улыбнулся. Примерно так может улыбаться людоед своему обеду.

Потом, когда Мельфор ушел, Аламар так же решительно выпроводил Дору и плотно закрыл дверь в кабинет. Теперь они остались втроем. Бьянка, Рой Сандор и верховный инквизитор.

– Рассказывайте, – устало обронил мужчина, – все, что знаете. Откуда Рой взял эту дрянь?

Бьянка пожала плечами.

– Это… мне папенька дал. Посоветовал подлить Рою… в чай. А я… я ему отдала… я бы никогда не стала…

– Папенька дал, – эхом откликнулся Аламар. – Что ж он, настолько зятя не любил своего?

– Мы с Роем, оказывается, родственники, – прошептала Бьянка и уронила голову в ладони. – Но я не уверена, знал ли отец об этом… то есть я не уверена, что он хотел убить Роя именно поэтому.

– Родственники? Он мне никогда не говорил об этом. Впрочем, неважно.

Аламар помолчал, и Бьянка чувствовала на себе его пронизывающий взгляд.

– Что теперь будет? – спросила она.

– Ну как что. Ваш папенька может быть доволен. Рой Сандор умер. А вы унаследовали все его состояние.

– Какая ж вы сволочь, мастер Нирс. Неужели вы думаете, что мне есть дело до денег мужа?

– Деньги – вещь полезная, – отрезал Аламар. – Но, клянусь, вы ведете себя так, словно вам действительно было дело до Сандора.

– Я его люблю, – просто ответила Бьянка и всхлипнула. – Но вам, видимо, не понять.

– Отлично.

«Нет, он сумасшедший, точно сумасшедший. Да и каким может быть человек, который сжигает других людей?»

– Он оставил вам записку, – скорее утверждение, чем вопрос.

Бьянка судорожно выдохнула, разжала наконец пальцы и принялась расправлять на коленях листок бумаги.

– Ну, вот видите. Рой просит вас не отчаиваться, ну так и не отчаивайтесь.

– Вы… точно больной…

Инквизитор хмыкнул, а потом совершенно внезапно улыбнулся, наклонился к ней и погладил по плечу.

– Успокойтесь, Бьянка. Все пройдет. Все наладится. Но у меня есть к вам одна важная просьба… Я так думаю, скоро к вам пожалует папенька ваш, а может, вместе с маменькой. Так вы скажите им, что сами подлили отравы мужу. В утренний кофе, например.

– Но… – Она смело встретила пронзительный взгляд инквизитора. – Почему?

– Так надо, – отрубил он и выпрямился. – Все, Бьянка, разговор наш окончен. Надеюсь, следующий будет при более… хм, приятных обстоятельствах.

Он двумя широкими шагами пересек комнату и распахнул дверь.

– Уведите леди. Ей здесь не место.

Бьянке не хотелось уходить. Она слышала, как мягко в кабинет вошла Дора, снова почувствовала теплые ладони на плечах.

– Идемте, милая. Дальше мастер Нирс сам будет управляться.

– Нет… Пожалуйста, я хочу еще побыть… с ним…

– Побудете еще. – Инквизитор усмехнулся. – Держитесь, леди Эверси. Не везет вам, вы постоянно оказываетесь в чем-то да замешаны. То пришлось артефакты узурпатора похищать, то сейчас…

Бьянка и сама не понимала, как дала себя увести. Но уже на пороге она успела бросить последний взгляд на Роя. Ей снова показалось, что его ресницы дрогнули.

«Да нет же, это всего лишь тень… тень…»

…Граф и графиня Эверси прибыли ровно через полчаса, и Бьянка вяло удивилась тому, как быстро расползаются новости по столице. Такого просто не могло быть. Разве что Мельфор успел доехать до их особняка и рассказать о смерти лорда Сандора? Ну или кто-нибудь из инквизиции…

* * *

Они сидели в голубой гостиной, и Дора сервировала чай. Взгляд Бьянки плавал – то скользил по шелковым обоям с принтами из расцветающих кувшинок, то останавливался на солнечных пятнах на блестящем паркете, а потом возвращался к лицам людей, которых она любила всю жизнь.

Графиня Эверси, облаченная в темно-синее бархатное платье, выглядела лет на десять моложе своего возраста. Элегантная прическа, нитка крупного жемчуга на шее. Глаза блестят, но на лице не проскальзывает ни одной эмоции. Улыбка – и та сплошь фальшивая, наклеенная. Наверное, если было бы можно, матушка объявила бы во всеуслышанье: я вовсе не хочу улыбаться, и мне совершенно наплевать на все и на всех, но истинная леди должна выглядеть приветливой, и только поэтому я растягиваю губы, хотя куда удобнее было бы просто сжать их.