Пьеретт замолчала, Люси, старавшаяся запомнить каждое ее слово, спросила:

– И что, что вы видели?

– Я видела эту плаценту, которая была похожа на гигантский паучий кокон, так много сосудов сплеталось у нее на поверхности. Чтобы уж быть до конца откровенной, скажу, что за все тридцать лет работы я ни разу не видела плаценты с подобным количеством сосудов. Вот почему этот ребенок родился таким крупным: ресурсов для правильного развития у него было в избытке.

Не в силах усидеть на месте, Люси вскочила с дивана и, выкрикнув «Минутку!», выбежала из дома, взяла из машины коричневый конверт со снимками, сделанными на месте преступления, вернулась в гостиную, достала тот, на котором была плацента, и показала Пьеретт:

– Плацента Аманды Потье была похожа на эту?

Медсестра с отвращением кивнула:

– Точь-в-точь такая. Такая же вся оплетенная сосудами. Но… откуда это у вас?

– Из парижской квартиры доктора. Он заказал Аманде эту картину.

– Аманда, изобразившая собственную плаценту… Боже, боже, какой кошмар!..

– Но, значит, доктору было известно, что плацента Аманды отличается повышенным кровоснабжением, и это сильно его интересовало. Может быть, больше всего остального.

Медсестра отдала снимок и подула на руки.

Люси прошептала:

– Все это странно. Он мог увидеть это на УЗИ?

– Думаю, да.

Они помолчали. Каждая пыталась понять. Потом Люси на всякий случай показала медсестре картину с птицей Феникс, но о ней та ничего сказать не смогла.

А потом Пьеретт заговорила опять:

– Может быть, вы мне не поверите, но, когда… когда доктор увидел эту плаценту во время родов, я заметила, что его глаза как-то странно заблестели… как будто… как будто зрелище его очаровало. Это длилось всего-то миг, наверное, меньше секунды, но я поняла, что чувствует он именно это. – Она потерла руки выше запястий. – Послушайте, я не лгу, у меня волосы дыбом встали. Когда доктор увидел, что я его застукала, он посмотрел на меня таким ледяным взглядом, что я сразу поняла: лучше мне молчать. А через минуту Аманда уже была мертва.

Люси лихорадочно размышляла. История, рассказанная собеседницей, глубоко ее взволновала, но к чему ее, эту историю, привязать? Чему так обрадовался Тернэ, в то время как его пациентка умирала на операционном столе? Может быть, он пожертвовал матерью, заставил женщину рожать только для того, чтобы появился на свет этот ребенок? И снова тот же вопрос: кому и зачем было так нужно, чтобы этот ребенок родился?

Глухим голосом Пьеретт продолжала рассказывать, чувствовалось, что ей нужно освободиться наконец от тайны, которую она хранила столько лет:

– Прошло несколько часов после родов Аманды, и нас собрали на совещание с разбором того, что произошло. Кроме меня там были главный врач роддома, доктор Тернэ, анестезиолог и акушерка. Доктор сделал доклад, отчитался. Официальная причина смерти пациентки – эклампсия. Тернэ доказал это с документами в руках: результатами анализов, измерений артериального давления, показателями белка в моче. Он вооружился даже статистикой рождений нормально физически развитых детей у матерей, страдавших преэклампсией. Больница была ни при чем. Родителям Аманды даже и в голову не пришло подать жалобу…

– Но вы-то? Вы там, на совещании, не сказали про плаценту?

Пьеретт замотала головой, как ребенок, который не хочет признать, что плохо себя вел:

– А что бы от этого изменилось? Что значит мое слово против слова врача? Плацента была уже уничтожена, женщина все равно умерла, врачебной ошибки не было. Кровотечение открылось внезапно и оказалось настолько сильным, что в любом случае ничего нельзя было сделать. Ну и я не хотела осложнений ни для больницы, ни для себя самой. – Бывшая медсестра вздохнула, было видно, как вся эта старая история ее угнетает. – Хотите знать, что я думаю сейчас, спустя двадцать три года после событий? Болезнь, которая убила Аманду Потье, была похожа на преэклампсию по некоторым признакам, но это не была преэклампсия. И сегодня я убеждена, что доктор отлично это знал, мало того – он знал, чем на самом деле больна Аманда. Впрочем, та жуткая картина из его дома, которую вы привезли, сама это доказывает. – Пожилая женщина, тяжело опираясь на ручки кресла, встала. – А теперь простите, но, пожалуй, мне больше нечего вам сказать. Все это кануло в вечность, и слишком много времени прошло, чтобы имело смысл возвращаться к призракам былого. Поздно, мадам, поздно. Доктор умер, упокой, Господи, его душу…

– Никогда не бывает поздно, и, наоборот, именно в прошлом скрыты ответы на все загадки.

Люси, в свою очередь, поднялась. Нет, она не зря съездила в Реймс, пусть даже вопросов теперь стало еще больше. В любом случае одно уже совершенно ясно: акушер-гинеколог медленно, но верно плел паутину, которая должна была привести к рождению монстра.

Пусть даже Люси до сих пор бредет в густом тумане, теперь она знает, что с каждым шагом правды прибавляется. Аманда Потье, Стефан Тернэ и его предшественник Робер Грайе отправились на тот свет вместе со своими жуткими тайнами, но ей теперь уже не надо долго раздумывать, что делать. Она еще чуть-чуть отступит в прошлое, отправится в Париж и встретится там с первой из бывших жен доктора Тернэ.

С той, с которой он развелся непосредственно перед отъездом в Реймс.

Еще один след в прошлом, который, быть может, подарит ей лучик правды.

Идея, пришедшая в голову Шарко, была трезвой и безумной одновременно: масштабную работу, проделанную Евой Лутц, ему надо повторить в пределах одного городка. Он выявит всех родившихся в Фонтенбло левшей.

Для начала он зашел в мэрию и получил там список детских учреждений, где занимались самыми маленькими. Таких оказалось всего семь.

Собравшись с духом, он отправился по первому адресу: детский сад находился в восточном квартале города. Думая о своем, он удалялся от мэрии, даже не глядя по сторонам. Конечно же он думал об этом мучительном расследовании, думал об ужасных смертях, но больше всего – о Люси Энебель. Посмотрела ли она фотографии, которые он специально оставил на видном месте, у компьютера? Где она сейчас – все еще у него, в Л’Аи-ле-Роз, или уехала домой? Рассудок требовал второго варианта, но сердце жаждало первого. Это противоречие, эта внутренняя борьба чувства с логикой раздирала его изнутри, и ему было так больно и плохо, что он не устоял. Он позвонил ей. Просто чтобы узнать.

Она отозвалась только на третий звонок. По звукам, доносившимся из трубки, Шарко понял, что она тоже за рулем. И страшно расстроился.

– Это Франк… Я так понимаю, ты за рулем? Может, попозже позвоню?

– Да нет, ничего. Я включила громкую связь.

И больше ничего не добавила. Почему? Почему она ничего больше не сказала? Почему даже не спросила, продвинулось ли хоть сколько-нибудь их дело?