Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Где-то посреди песчаной пустоты я встретила отряд израильских солдат, очень молодых. На поле боя никто не одевается с иголочки, но эти ребята казались исключительно потрепанными даже для солдат. Вместо ботинок – кроссовки, рубашки цвета хаки расстегнуты и не заправлены в штаны того же цвета, неподходящие по размеру и часто обрезанные до колен; у них нет головных уборов, разве что шапки с мягкими полями, грязные и простые. Офицеры ходили без знаков отличия, и, похоже, никто в израильской армии не отдавал воинское приветствие. Офицеры и солдаты хорошо знали друг друга и обращались друг к другу по имени. Победа наступила, гражданских уже потихоньку отправляли домой, где было полно работы, но здесь, посреди пустыни, этот отряд ждал приказа возле фургона связи. Из него выскочили две маленькие симпатичные светловолосые девушки – эти солдатки с нежными голосами и хвостиками на головах, обутые (такое не забудешь) в мягкие черные балетки, управлялись с радиоприемниками; они были резервистками службы связи.
В городе Эль-Кантара, что на Суэцком канале, потрепанные израильские солдаты в ярости смотрели на противоположную сторону канала. Они сказали, что отказываются возвращать египтянам пленных, потому что видели, как уроды на том берегу, после того как забрали своих, тут же, на месте их расстреляли. Так что больше они никого не вернут, пока Красный Крест или еще кто-нибудь не придет и не разберется с этим; что за люди поступают так с собственными солдатами?
Где-то в пустыне я видела ракетную пусковую установку. Никогда прежде мне не попадались такие штуки: длинная, как вагон поезда, очень красивая и гладкая ракета ждала своего часа в подземной шахте. Не знаю, что это была за установка и почему ракету так и не отправили в полет, но все были рады, что ею не успели воспользоваться.
Где-то еще, вероятно, в пустыне Негев, я видела большой лагерь военнопленных, там содержались египтяне, которых израильтянам не терпелось вернуть на родину; сотни мужчин с бритыми головами выглядели довольно подавленно. Их охраняли несколько равнодушных израильтян. Пленники, хоть и хмурые, наверняка были рады, что им дают воду и еду и не обращают на них никакого внимания. Дома им рассказывали, что израильтяне калечат и убивают пленных, и они наверняка поверили, поскольку сами получили приказы не проявлять жалости к захваченным израильтянам.
Возле моста на Западном берегу в долине реки Иордан на земле валялись брошенные ботинки, но трупов не было: здесь арабские войска бежали в Иорданию. Рядом с сапогами – разнесенные ветром бумажки, арабские газеты, комиксы и прочее в том же духе. Такие карикатуры понятны и без знания арабского: нацистский образ еврея – толстый, смуглый, с большим крючковатым носом и слюнявыми губами. Я видела подобные «произведения искусства» в 1961 году во всех школах для палестинских беженцев в Иордании и Ливане, школах, которые финансирует Ближневосточное агентство ООН для помощи беженцам и организации работ (БАПОР). Вдоль дороги на Иерихон – полные ящики боеприпасов, брошенные иорданской армией. На них трафаретный отпечаток американского флага со сцепленными в знак дружбы руками. На Голанских высотах затихли брошенные позиции, с которых сирийские орудия восемнадцать лет обстреливали израильские поселения в расположенной внизу долине Галилеи. Голаны были линией Мажино[125] на вершинах скал: артиллерия укрыта в прочных бункерах, соединительные траншеи, минные поля, колючая проволока. Уставшие солдаты Израиля захватили этот укрепленный рубеж после безостановочных боев на других фронтах, понеся тяжелые потери.
Спустя долгое время после войны я прочла технический отчет об операции, который подтвердил мое «натюрмортное» впечатление тех дней: Шестидневная война стала беспрецедентным военным достижением. Народ Израиля принудили к войне, и вызывает восхищение, с каким мастерством, скоростью, мужеством и стремлением минимизировать число гражданских жертв он вел эту войну. Его мотивация была безупречна. Арабские армии сражались за лозунги; израильтяне бились за существование своей страны.
Интересно, что победу Израиль воспринял очень спокойно. Народ был благодарен своим замечательным бойцам, спасшим страну; ее границы теперь были защищены, как никогда прежде. Но 766 молодых израильтян были убиты, более 1000 тяжело ранены. И граждане еврейского государства знали: это не последняя война с арабами – ведь их политики не считаются с потерями и не ищут мира.
Сразу же после окончания войны заработала арабская пропаганда. Слухи о зверствах израильтян разлетались за границей, их публиковали без какого-либо подтверждения. Израильтяне якобы бомбили больницы и лагеря беженцев, тысячами убивали гражданских в захваченных городах; в общем, лили кровь напропалую. Я знала, что это ложь, и отправилась терпеливо и тщательно собирать факты. Конечно, ложь легко оседает в головах, и люди охотно в нее верят. Но, по крайней мере, можно сделать все от тебя зависящее, чтобы рассказать правду, пусть эффект и будет скромным. К моменту публикации моих статей, в конце июля 1967 года, Израиль уже не был героем западного мира; его обвиняли то в одном, то в другом – вечные придирки. На поле пропаганды Израиль безнадежно проиграл.
Сейчас Израиль тоже непопулярен. Как правило, в прессе его критикуют, если только мир не потрясен каким-нибудь невероятно смелым деянием, например вызволением израильских заложников в Уганде[126]. Или Шестидневной войной. Тогда мир какое-то время восторженно аплодирует, а затем все возвращается на круги своя. Эту страну судят по двойным стандартам; подобно жене Цезаря, Израиль должен быть выше любых подозрений, а вот его арабским врагам позволено все.
В 1977 году в Израиле в результате выборов пришло к власти правое шовинистическое правительство (как будто такого никогда не случалось ни с одной другой демократией). Это правительство допустило грубые ошибки, что посеяло раскол в израильском обществе[127].
Обвиняя израильтян в том, что они сделали или не сделали, сторонние наблюдатели никогда не принимают во внимание исключительное давление, под которым находится эта страна, что неизбежно влияет на действия и суждения ее граждан: арабские государства действуют исключительно враждебно и не устают наращивать вооружение; десятилетиями израильтяне подвергаются террористическим атакам – на собственной территории и за рубежом. Было бы удивительно, если бы в Израиле не было ощущения осажденной крепости, учитывая, что рассчитывать он действительно может лишь на себя.
Израиль не обращает внимания на мнения сторонних наблюдателей, когда работает над своей главной задачей – выжить. По площади Израиль можно сравнить с Уэльсом или штатом Массачусетс, пустыня Негев занимает половину его территории. Даже если бы страна жила в мире и благополучии с самого 1948 года, уже было бы большим достижением построить фермы и фабрики, университеты и больницы, музеи и театры, школы и дома, создать современное и цивилизованное демократическое государство. Между тем за всю короткую историю этой страны израильтяне не прожили мирно ни одного года, и это напряжение тяжким грузом лежит на народе. Все же моя вера в Израиль непоколебима, хоть я и не жду от него безупречности – как и от любой другой страны. Я не забыла ни Дахау, ни душераздирающие показания выживших в концлагерях евреев, которые час за часом слушала на Нюрнбергском процессе и на суде над Эйхманом. Я не забыла кошмарный день, который провела в призрачной пустоте Освенцима в компании бывшего узника. И меня ужасно раздражают те, кто не знает или не желает помнить страдания и стойкость, благодаря которым возник Израиль. Его создание стало необходимым из-за опыта нацистской Германии, чтобы можно было гарантировать: самое отвратительное преступление в истории больше не повторится. Как и постыдное нежелание стран за пределами Германии предоставить убежище бежавшим евреям.
Соседи обязывают Израиль тратить ресурсы и время на наращивание военной силы. Израильтянам не нравится быть воинами, но выбора у них нет. И все равно Израиль – гораздо больше, чем осажденная крепость. Здесь рождаются интересное вино, хорошие книги, ученые, музыканты и гении. Возможно, в Израиле самый высокий средний показатель IQ на душу населения. Это смелая страна. И она никуда не денется.