– Что будем делать?

– Ждать.

– Чего?

– Не чего, а кого – майора Монсегюра, он обещал сегодня прийти и сообщить важные новости.

– Боже праведный! Как же я устал!

– Поспи еще, только на этот раз ляг в постель.

– А если майор придет и скажет, что мы ему нужны?

– Я тебя разбужу.

– Клянешься?

– Да, – ответил Кловис, – клянусь.

Успокоившись, Танкред лег в постель. Кловис подошел и, как маленькому ребенку, заправил ему одеяло. Но друг уже не видел этого проявления нежности, потому что спал беспробудным сном.

Но что в это время происходило с Роланом де Коарассом?

Мы оставили его опьяненным страстью, безумно влюбленным в сирену по имени Анжель, которая, выполняя приказание Меротт, ни на минуту не отпускала юношу от себя.

Ролан, не устояв перед чарами обольщения, остался у нее, позабыв о брате, друзьях, мадам де Блоссак, Эрмине и обо всем на свете.

Ослепительной, роковой красоте молодой женщины, заманившей его в свои сети, оставалось лишь продолжать начатое – несчастный принадлежал коварной прелестнице телом и душой.

Что же она замыслила, эта подлая распутница? Это мы узнаем уже очень скоро.

Первая ночь прошла в упоении и восторге. Ролан – юный, прекрасный, искренний и благородный – не сдерживал порывов своей страстной натуры.

Вместе с тем он был очень чуток и нежен, проявлял неожиданные знаки внимания и преподносил множество удивительных сюрпризов. В компании с Анжель он становился слабым, податливым и сверх меры подверженным чужому влиянию.

Женщина чувствовала, что он у нее в руках и что с ним можно делать что угодно. Поэтому она, как тигрица, больше двух суток играла со своей жертвой, ради забавы позволяя юноше демонстрировать все свои достоинства и злорадно наблюдая за тем, как трепещет его незаурядная натура.

Он же, беззаботно плывущий на волнах этого нового счастья, не таясь раскрывал перед ней всю свою душу – восхитительную и великолепную.

А блудница даже перед лицом этой сокровищницы молодости холодно думала о развязке. Подумать только – ее вовсе не приводила в дрожь мысль о том, что этот юноша, такой сильный, смелый, способный в одиночку бросить вызов целой армии, совсем скоро встретит в ее объятиях свою смерть.

Это было поистине ужасно.

А Ролан ничего не подозревал. Как я уже говорил, за пределами этой комнатенки, где он до боли сжимал в своих объятиях Анжель, мира для него не существовало.

Но на второй день утром в душе прелестницы зашевелился крохотный червячок сомнений. Она подумала, что стоит на пороге чудовищного злодеяния, невиданного доселе преступления, прощения за которое ей не будет ни на земле, ни на небе.

Однако ей удалось заглушить этот голос совести, едва слышный, которого она больше не желала знать.

Близился полдень. Ролан, не помня себя от счастья, уже не порывался никуда идти. Время от времени Анжель думала: – Куда запропастился этот чертов Шаденер?

Когда эта мысль приходила блуднице в голову, она бросала на дверь тревожные взгляды, и в этот момент перед ее мысленным взором проносилось что-то холодное и твердое, как сталь.

Затем она возвращалась к Ролану, окружала его нежными ласками, мурлыкала кошечкой, все больше привязывая молодого человека к этому проклятому месту, которому суждено было стать его могилой.

Завтракали они в полдень. Утром Адель ушла, чтобы запастись провизией.

Когда распутница вернулась, любой другой на месте Ролана заметил бы на ее лице тень досады.

За завтраком она сидела напротив возлюбленного. Тот в восторге пожирал ее глазами, полыхавшими пламенем любви.

Под влиянием этой страсти Ролан стал поистине прекрасен, настолько, что это не ускользнуло от внимания Анжель.

– Никогда еще, – размышляла она вслух, – я не встречала мужчины с такими несравненными глазами, с таким изящным изгибом губ, с таким чистым, непорочным челом.

– Я польщен, – сказал Ролан. – Хочешь, чтобы я тебя опять поцеловал?

Анжель не ответила и впала в задумчивость. Голос молодого человека впервые в жизни прозвучал для нее дивной музыкой.

Коарасс продолжал что-то говорить, она слушала его не без некоторого удивления и с явным удовольствием.

Блудница даже вспомнила, как он был нежен и добр. Она поняла многое из того, что без ее ведома произошло за последние сутки. А чего не поняла – о том догадалась.

– Странно, – наконец медленно произнесла она.

– Что? – спросил Ролан.

– Да так, ничего, – ответила Анжель и покраснела.

– Что означает это твое «ничего»?

– Ерунда, оставим это.

– Ну уж нет, что ты хотела мне сказать?

– Я хотела… нет, я не могу…

– Какая же ты трусиха. Все ты можешь! Давай, выкладывай.

– Ну хорошо! Мне сейчас показалось, что я нашла в тебе не только самого красивого, но и самого лучшего мужчину на всем белом свете.

– Ох! – ответил Ролан. – Как же они скучны, все эти комплименты.

– Да… комплименты… – вполголоса промолвила Анжель.

Затем оттолкнула тарелку и к еде больше не прикоснулась. В ее душе зрела настоящая революция.

Ролан стал допытываться, что с ней случилось, почему у нее такое грустное лицо и что ее так опечалило. Сначала она отказывалась отвечать, но потом, будто приняв самое важное в своей жизни решение, воскликнула: – Да, ты прав, давай будем жить! Жить и любить друг друга! Это вернее всего.

С этими словами она бросилась к возлюбленному и безумно, будто в порыве исступления и неистовой страсти, обвила его шею руками.

Молодой человек, посчитав это приступом разгоревшейся с новой силой любви, сопротивления оказывать не стал.

Близился вечер. Равнодушное отношение Анжель к Ролану сменилось некоторым интересом. В шесть часов она сказала: – Ты мог бы уйти. Уже шесть часов, стемнело, и ты выйдешь из дома незамеченным.

– Зачем ты мне это говоришь? – спросил Ролан.

– Просто так.

– Ты что, меня больше не любишь?

– Несчастный! – в отчаянии воскликнула она. – Не приставай ко мне со своими расспросами.

– Да что с тобой? – спросил Ролан.

– Я… я… я хочу, чтобы ты ушел.

– Почему?

– Я не могу тебе этого сказать.

– Ты что, чего-то боишься?

– Нет, – ответила Анжель. – Но мне почему-то тревожно.

– Ты, верно, устала? – спросил Коарасс.