— Фамилия, — сказал преподаватель.

— Есюченя, — бархатистым голосом произнесла Вичка и наклонила голову, пытаясь, выудить взгляд Аркадия Николаевича, распластанный по бумагам. — Я последняя. Мы с вами остались одни.

Что-то щелкнуло в мозгу Какаши, по всей видимости отреагировав на фразу, которую женский голос ему не произносил очень давно. Если вообще когда-нибудь произносил. Он посмотрел несколько секунд сквозь Вичку и заключил:

— Ну да, точно. Вы последняя. Билет номер?

— Двадцать пять. Структурный психоанализ Лакана. И я как раз хотела вот спросить…

— Лакан это хорошо, — улыбнулся Какаша и поднял голову. Его глаза были полны Лакана, и женской красоте в них места не было. — Начнем с истоков. Как вы понимаете психоанализ вообще?

Преподаватель сбил Вичку с мысли и разрушил план ее ответа, который должен был начаться с объяснения двойственного значения словосочетания «Структурный психоанализ Лакана». Это объяснение позволило бы ей продемонстрировать собственный ум и то, что она не соска, а человек с пониманием. Пусть красивая и с ухоженным телом. Кроме того, в голову Вички без всякой связи с вопросом и почему-то именно сейчас пришла мысль, что если она провалит экзамен, это будет катастрофой, потому, что одна задолженность у нее уже есть, а за вторую задолженность по сессии ее просто отчислят, а на бесплатное она потом уже не восстановится, так что придется всю жизнь, что ли, без высшего образования? Мама имела высшее образование, папа имел высшее образование, а она что? И все — вот из-за этой нечесаной Маши Арсеньевой? Кроме того, вопрос был глуп, ну кто не знает, что такое психоанализ? Зачем про такое спрашивать?

— Психоанализ? — она сделала удивленное лицо. — Психоанализ — это Фрейд.

— Да-да, Фрейд. Не только, но и Фрейд, с него началось. Но как вы его понимаете? Психоанализ Фрейда? — Какаша говорил быстро, куда быстрей, чем привыкла думать Вичка.

Вичка же отвечала медленно, так как во-первых, знала себе цену, во-вторых, когда женщина говорит медленно, это красиво и остается возможность для мимических движений.

— Фрейд, — медленно произнесла Вичка и мечтательно закатила глаза.

Она заметила, что это ее неспешное мурлыканье уже привлекло внимание преподавателя. Он оторвался от зачетки и ведомости и внимательно смотрел на девушку.

— Фрейд это… Ну… Когда по Фрейду, — Вичка поправила рукавчик и поиграла плечиками.

На экзамен она надела блузку, которую и в клубы надевала не всегда: она была сделана из полупрозрачного тонкого шелка и через нее томительно проглядывала грудь. Бюстгальтер она не надела, так как, по ее мнению, сверкать нижним бельем в таких случаях — куда более вызывающе, чем сверкать собственно телом.

— По Фрейду? — помог ей преподаватель.

— По Фрейду, — согласилась Вичка. — Ну по Фрейду это когда девушка неудовлетворенная. Ну не по жизни. А конкретно. Когда она хочет секса. Понимаете? — Вика грустно улыбнулась кончиками рта, показывая, что ей это состояние, увы, знакомо. — Когда у нее нет молодого человека. Который бы ее регулярно. И вот она везде куда не посмотрит, видит… — Вичка хотела сказать «хуй», но вовремя исправилась, — видит мужские половые гениталии.

— Очень интересная трактовка, — Какаша нервно протер глаз под очками. — Очень интересная. Ну а структура личности, вытеснение, симптом?

— Симптом, да! — согласилась отвечающая. — Это когда допустим хочешь сказать «челн», ну, лодка такая, а говоришь вместо этого — «член». Или вместо «секта» говоришь «секса». Это называется оговорка по Фрейду. И это реально симптом. У нас с девочками было…

— Симптом? — прервал ее преподаватель, покачав головой. — Это симптом?

— Да, симптом! Ну, того, что надо бы уже! Что девочка созрела, — Вичка попробовала на нем ту улыбку, которую сообщала губам, когда после трех коктейлей с «Мартини» решала, что можно согласиться отвезти себя домой.

— У меня нет слов. В Cosmopolitan прочитали?

Вичка уклончиво пожала плечами: этот жест мог означать как: «Что вы! Cosmopolitan не читаю!», — так и: «А вы видели, какие у Сары Джессики Паркер туфельки на обложке в прошлом номере?»

У нее было две хорошо отрепетированные и продуманные до мелочей роли, чередование которых всегда заставляло мужчин, сидящих перед ее грудью, сходить с ума. Это были роли дуры и роли умной, но не вполне удачливой в личной жизни (из-за своего ума) женщины. Если мужчина ей попадался умный, она включала дуру, и это побуждало мужчину вовлекаться и помогать. Если мужчина у ее груди был глупым, она помогала ему своим умом и своей умудренностью. Ловушка данной конкретной ситуации заключалась в том, что мужчина перед ней был вроде как умный, но дуру она включить не имела права, так как сидела на экзамене, который проверял как раз ее знания.

— А что ж вы с таким глубоким знанием психоанализа на лекциях у меня не бывали? — спросил преподаватель.

В его голосе совершенно точно была издевка, но Вичка не могла понять: относится ли она к ее знаниям психоанализа, которые она, может быть, не до конца полно, но все же продемонстрировала, или к ее отсутствию на занятиях.

— Ну, понимаете. Родители мне не помогают. Мне приходится работать, — Вичка опустила голову, демонстрируя, какой у нее прекрасный затылок и изящная, нежная шея. — Я совмещаю учебу с… — она не нашлась, как определить свое круглосуточное пропадание в клубах. — С бизнесом.

— Бедная девочка, — совершенно серьезно сказал преподаватель. Кажется, он все-таки издевался. — Ближе к Лакану. Я хотел бы, чтобы вы строили свой ответ вокруг трех понятий. Реальное. Воображаемое. Символическое. Начнем, конечно, с воображаемого. Я думаю, уже тут мы все поймем о ваших знаниях.

— Воображаемое, — вздохнула Вичка и подумала о пляже в Хургаде.

Мысль о пляже в Хургаде сообщала ее лицу выражение нежное и честолюбивое.

— Что такое воображаемое?

— Воображаемое это… — Вичка потерла себе сосок на левой груди, делая вид, что ей болит сердце: это должно было навести Какашу на мысль, что даже такая прекрасная, воздушная женщина может страдать от какого-нибудь страшного и, может быть, смертельного недуга, нуждаться в ласке и жалости.

Сосок, соприкоснувшись с холодным искусственным шелком блузки, набух и сжался. Теперь это выглядело некрасиво, не симметрично: одна грудь с твердым соском, другая — с расползшимся, мягким. Вичка тыльной стороной ладони тронула и правую грудь, выгнула спину, показывая, какая же она притягательно зовущая.

— Воображаемое… — повторила она. — Это когда воображение. Воображение нам дано от природы. Природа — кладовая воображения.

— Воображаемое, — напомнил преподаватель.

— Воображаемое, да! — кивнула Вичка. — Воображаемое — это когда человек плохой, дурак, например. А сам воображает из себя. Но вы не подумайте, что я о вас. Вот у нас в клубе есть такая деушка, Юлька Пальчишина. У нее… Как сказать? У нее большой таз. Нереально большой. И с нее ходят все и ржут. У нее кличка Юлька Жопа Холодильник. Понимаете? — Вичка вдруг неожиданно для себя рассмеялась истеричным смешками и все никак не могла запрятать их обратно, даже за нос схватилась, чтобы смежить рот, успокоиться, и, кажется, размазала помаду, черт! — И вот эта Юлька Жопа Холодильник видит, что все мужчины на ее таз смотрят. И думает, что у нее такая попка, такая попка! Что все ее хотят в попку, понимаете? А про нее все — Юлька Жопа Холодильник! Вот это воображаемое.