— Извини, Мартин, но после твоего звонка я даже и не знала, как поступить, — проговорила она. — Но потом все же поняла, что должна прийти.

— Лотти, я тебе не звонил.

— Ну как же, примерно час назад я разговаривала с тобой.

— Нет. — Меня вдруг словно осенило, и я указал рукой туда, где стоял Спанки: — Это он тебе звонил.

— Мартин, но это же был ты. Помнишь, что ты сказал? Ты еще предупредил меня, что будешь вести себя именно так, как сейчас. А звонил ты из телефона-автомата на станции подземки у цирка Пиккадилли.

Смутное воспоминание о подземке подействовало на меня подобно удару грома. Неужели я и в самом деле звонил ей?

— Ты сказал, что замерз, просил помочь добраться до доктора и добавил, что если я тебе об этом напомню, то ты можешь проявить невежливость. И еще сказал, что, судя по всему, постепенно сходишь с ума и толком уже не понимаешь, что делаешь. Мартин, ты очень опасался за свой рассудок и потому попросил меня встретить тебя именно в этом месте.

— Лотти, он обманул тебя.

Я понимал, что Спанки что-то почувствовал — нечто такое, чего он прежде не замечал во мне. Теперь ему стало ясно: с этой девушкой меня связывала некая невидимая ниточка, причем понял он это даже раньше меня самого.

— Нет, Мартин. Я и сама хотела повидать тебя, убедиться в том, что с тобой все в порядке.

— Слушай, слушай ее, — сказал Спанки. — В жизни каждого найдется такой человек, ради которого можно пойти на любую жертву. Догадался уже, кем лично для тебя, Мартин, является этот человек? Да-да, я говорю именно об этой маленькой мокрой замухрышке.

Он стоял почти вплотную к Лотти, как бы нависнув над ее правым плечом. Я сделал шаг вперед, однако она тут же отступила назад, опасливо озираясь по сторонам и проверяя, нет ли поблизости кого-нибудь, кто мог бы прийти ей на помощь, если я опять совершу какой-нибудь жестокий поступок.

— Смешно все-таки, как иногда человек вдруг проникается самыми что ни на есть нежными чувствами к совершенному незнакомцу: крутозадой домохозяйке, вывешивающей белье во дворе, или златокудрому пареньку, промелькнувшему у кромки пруда. Кто может сказать, куда приведет нас зов собственного сердца? Что и говорить, Мартин, это жестокая правда, однако если бы тебе предоставили право спасти одного-единственного человека, то уж ты никогда не выбрал бы свою родную мать. Она попросту не оценила бы твоего поступка да и вообще не смогла бы извлечь пользу из подобного акта жертвоприношения. Не остановил бы ты свой выбор и на сестре — ведь вы никогда не были особенно близки, поскольку между вами всегда стоял Джои. Может, тогда отца? Куда там! Он для тебя, можно сказать, вообще не существует. Нет, скорее всего, этим человеком стал бы этот маленький кожаный мешок с костями, та самая девица, на которую ты за два года ни разу даже толком и не взглянул.

Он ткнул ее пальцем в грудь, после чего схватил за руку и потянул к себе.

— Что это? — Перепуганная насмерть Лотти повернулась и снова посмотрела на меня, обхватил ладонями лицо. — Мне показалось...

— Лотти, это он и есть. Он хочет, чтобы я спас тебя.

— Я ничего не понимаю.

— Я должен позволить Спанки вселиться в мое тело. В противном случае он убьет тебя.

— Мартин, я знаю, что ты неважно себя чувствуешь. Давай пойдем со мной, мы найдем кого-нибудь, поговорим, ну, еще что-нибудь предпримем, я даже не знаю, что именно...

Она шагнула было вперед, затем снова отступила, явно встревоженная собственной нерешительностью.

Глаза даэмона словно заволокла легкая пелена, а сам он уже явно предвкушал близкое удовольствие.

— Мартин, я вот прямо сейчас и начну пожирать ее, причем ей самой будет казаться, что это делаешь ты, и умрет она, видя перед собой именно твой образ. Так что настало время делать выбор.

Он схватил Лотти и заломил ей руки за спину. Девушка испуганно вскрикнула и вцепилась в меня взглядом.

— Мартин, что ты делаешь? Прекрати сейчас же! Меня отделяло от нее не менее трех футов. Да что же такое с ней сотворил Спанки? Чье сознание он затуманил — мое или ее? А может, он сделал меня невидимкой, а сам принял мой облик? Когда я попытался было оттащить его от Лотти. мои руки скользнули в пустоту, как если бы это был не ж ивой Спанки, а его стереоскопическое изображение. Лотти пыталась кричать, однако с ее губ не срывалось ни звука — Спанки наверняка позаботился, чтобы не привлечь к себе внимания посторонних.

— Нет... Мартин...

Лотти вздрогнула, когда Спанки рывком сдернул пальто с ее плеч, отчего на мокрый гравий полетели оторванные пуговицы. После этого он картинным жестом приподнял одну ладонь тыльной стороной вверх и принялся рассматривать кончики собственных пальцев, ногти на которых стали удлиняться и покрываться серебристым налетом. Затем он провел ногтем левого указательного пальца по шее Лотти — на бледной коже образовался тонкий, словно оставленный бритвенным лезвием надрез, из которого хлынула густая кровь.

— Ну давай же, Мартин, больше тянуть нельзя. Приглашай меня, пока ты еще в силах сделать это.

Мне хотелось спасти Лотти, однако я никак не мог позволить Спанки одержать победу. Я словно прирос к земле, безмолвно наблюдая за тем, что он творил с Лотти.

— Да что же ты за жалкое создание! — Теперь его лицо уже искажала злобная маска, а с подбородка стекала желтая слюна. — Ради собственного спасения ты позволишь ей умереть?!

“Не ради собственного спасения, — подумал я, — а ради твоего вечного проклятия”. Мне было ясно, что если я признаю данный факт, то сначала он уничтожит те остатки живого, которые еще теплились во мне, а потом, уже просто так, прикончит и Лотти. Бедняжка пребывала в агонии, истекая кровью и силясь зажать рукой зиявшую на шее рану. Ее боль передалась также и мне, я издал пронзительный вопль и, задохнувшись криком, увидел, как она, оседая, сначала опустилась на колени, а затем рухнула на залитую кровью дорожку.

Я хотел было прикоснуться к ней, дотянуться до нее, однако Спанки по-прежнему не подпускал меня, так же как не позволял случайным прохожим, оказавшимся поблизости, видеть истинную картину происходящего.

Тогда я повернулся к Спанки и мобилизовал все свои сенсорные возможности, как он учил меня, намереваясь проникнуть в глубь его мыслей. В тот же миг меня буквально ошеломила оглушительная какофония, зазвучавшая у меня в голове: Лотти умирала, а этот подонок приближался к оргазму. Я еще больше сконцентрировал свое сознание, и картина окончательно прояснилась.

— Мартин, она угасает, но ты все еще можешь распахнуть для меня свое тело. — Он возбужденно смотрел на меня, но затем, похоже, понял, что я так и не произнесу ни слова, и потому принялся водить пальцами взад-вперед по ее лицу, оставляя десятки зияющих, кровавых ран. Лотти между тем постепенно отходила в мир иной.

— Она истекает кровью, а ты бездействуешь. Похоже, ты оказался еще большим мерзавцем, чем я предполагал.