Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сто пятьдесят минут.
С каждой секундой человеческая плоть Уильяма Бомона все настойчивее приближалась к своему распаду, и это наполняло Спанки новой силой, делало его менее уязвимым, готовым к совершению решающего шага.
Но почему его нет рядом со мной? Почему он не продолжает преследовать меня? Ведь его срок пребывания на Земле стремительно близится к концу. Я сделал глубокий вдох, впуская в легкие холодный, пропитанный выхлопными газами воздух, и потряс головой, пытаясь вышвырнуть из нее последние остатки воспоминаний о недавних страстных объятиях Спанки. А потом увидел — он уже поджидал меня.
Перед грандиозным финалом он решил надеть смокинг. Тот самый, который был на нем в день нашей первой встречи. Ну что ж, очень даже неглупо.
Он стоял, небрежно прислонившись к стене у входа все еще открытого в этот поздний час торгового центра на Оксфорд-стрит. Внутри помещения виднелись теплые тела людей и целые стены стекла. Плохое сочетание.
— Что это ты припозднился? — приветливо улыбаясь, спросил Спанки. — Не годится опаздывать к своему собственному возрождению.
Торговый центр на Оксфорд-стрит.
Пять этажей из стекла и металла, удерживаемых прочным стальным каркасом, благодаря чему достигается индустриальный вариант сочетания приятного с полезным — лично мне он всегда представлялся одним из вульгарнейших воплощений духа восьмидесятых годов. В данный момент в торговом центре царило оживление: один из отделов объявил о специальных условиях продажи своих товаров, в результате чего к нему выстроилась длиннющая очередь покупателей, желавших поглазеть на древнюю американскую знаменитость. Подтянутая и тщательно подкрашенная, чтобы казаться не старше пятидесяти лет, она щедро раздавала автографы каждому, кто был готов выложить сорок пять фунтов за пузырек с ее тошнотворным ароматом.
Шагая впереди меня, Спанки быстро прокладывал путь сквозь толпу покупателей, мгновенно расступавшихся передо мной. Я же по-прежнему плелся, нетвердо держась на ногах, не в силах прийти в себя после недавнего галлюцинаторного путешествия. Мне все казалось каким-то нереальным, особенно здесь, среди витрин, в которых были выставлены цветные фотографии имеющихся красоток, застывших в вызывающе похабных позах, ласкающих свои загорелые бедра, и кружащих вокруг смущенных молодых мамаш и растолстевших на пиве папаш в безвкусных, отвратно сшитых костюмах.
Как ни странно, оказавшись на этой европейской имитации торгового Диснейленда, Спанки чувствовал себя как дома. Возможно, вся эта мишура и суматоха в полной мере соответствовали его представлениям об аде на Земле. И все же мне было странно, что он выбрал именно это место — чересчур светло, слишком много народа, — однако довольно скоро до меня все же дошло, что именно это ему и требовалось.
— Совершенно верно, — согласился он. Мы поднялись на второй этаж. Спанки стоял наверху у эскалатора на фоне громадного, усаженного фикусами крытого портика. К тому времени у меня настолько разболелись ноги, что я удивлялся, как вообще еще ухитряюсь стоять.
— Какой прекрасный образчик современной культуры! Поистине настоящий храм для новых одержимых. И какая теплая, дружеская, человеческая атмосфера. Ты только посмотри на этих людей! — Он указал на толпу, окружившую теле знаменитость, которая стояла за аляповато оформленным прилавком с парфюмерией, размещенным у самого входа в магазин. — Как ты думаешь, сколько сейчас там людей? Тридцать пять? Сорок?
— Что ты собираешься...
— Разумеется, предложить тебе очередную сделку. Теперь нам уже нельзя терять ни минуты. Итак, их жизни в обмен на твою собственную. Честное деловое предложение, без обмана, обсчета и всякого прочего мухляжа. Что ты на это скажешь?
— Ты ничего не сможешь им сделать, — проговорил я вслух, причем довольно громко, чем заставил какую-то женщину поспешно прижать к себе случайно оказавшегося на моем пути ребенка. — Ты не способен подвергнуть гипнозу так много людей одновременно.
— А при чем здесь какой-то гипноз? Все будет происходить наяву. Итак, для начала надо посеять немного паники.
Он сделал глубокий вдох, с силой потер ладони и разжал их. Разделявший нас воздух обожгла ревущая вспышка белого пламени, так что я невольно отпрянул назад. Где-то в вышине тотчас же заверещали сирены пожарной сигнализации.
Открытые стеллажи с товарами исключали применение пенных огнетушителей.
Только что державшиеся отчужденно люди внезапно начали переговариваться друг с другом, глядя на потолок, словно ожидая увидеть там какие-то инструкции.
— Я заранее закрыл все двери наглухо. Так что никаких галлюцинаций, а всего лишь старая, добрая и многократно проверенная химия. На этом этаже находятся специальные переходы в соседнее здание, — Спанки указал на сбитую с толку, мечущуюся из стороны в сторону толпу, — поэтому сейчас все бросятся к эскалаторам.
Прорезиненные пластины напольного покрытия уже начинали куриться смолистым черным дымом. Стоя на балконе, я отлично видел, как десятки людей кинулись к эскалаторам.
Движения Спанки всегда отличались плавной грациозностью, отчего со стороны могло показаться, будто все чудеса даются ему без малейших усилий. Теперь же он явно сконцентрировался, закрыв глаза, так что у виска даже забилась тоненькая голубая жилка.
— Что ты делаешь?! — заорал на него я. — Скажи, что ты делаешь?
Глядя на Спанки, я на какой-то короткий миг вдруг понял, что именно творилось в его голове, увидел то, что наблюдал он сам. Моему мысленному взору предстала начинка какого-то механического агрегата, смазанные маслом детали которого медленно вращались относительно друг друга — и вот одна из них неожиданно треснула, издав похожий на выстрел звук. Я подбежал к балкону и посмотрел вниз в тот самый момент, когда переполненный эскалатор застыл на месте, отчего стоявшие на нем люди стали с воплями валиться друг на друга. Престарелые женщины, дети падали вперед; грузные отцы семейств, складные тележки и беременные женщины валились друг на друга, заглушая своими криками даже душераздирающий вой пожарной сирены.
Спанки все так же стоял, сомкнув веки и плотно сжав зубы. Он еще не закончил. Громадное стекло одной из ближайших к нам магазинных витрин треснуло по диагонали, и обе половины его угрожающе закачались в оконной раме. Наконец одна из них, как бы лениво отделившись от другой, стала падать вперед, накрывая собой бегущего ребенка.
Я метнулся вперед, однако так и не успел ничего сделать, поскольку уже через долю секунды послышался взрывоподобный грохот разбившегося стекла. Мне хотелось дотянуться до вопящего от боли и ужаса ребенка, но рука Спанки крепко вцепилась мне в плечо и оттащила в сторону.
Не имея ни малейшей возможности противостоять ему, я принялся искать в кармане джинсов оставленный Лотти перочинный нож. Но как воспользоваться им? Попытаться вонзить лезвие в сердце Спанки? Но ведь он же чувствовал буквально каждое мое движение. Он был неуязвим, всемогущ и мог без малейших колебаний убить столько людей, сколько захотел бы.