– Конечно, – сказал стражник. – Садитесь.

Двое моих товарищей быстро поднялись на борт, и стражник, который уже был там, дал им работу – тянуть концы, травить концы, тащить канаты через блоки, – в общем, довольно скоро старое корыто приготовилось отчалить.

Все это время старый капитан еще был на причале и не издал ни звука. Каждый, кто хоть немного разбирается в людях, мог его понять, но успеха не бывает без порядка, и если б человек короля не вмешался, то капитан утопил бы и старую посудину, и муку, и сам себя, и всех островитян.

Когда корыто было готово плыть по морю, охранник обратился к полицейским и спросил, хочет ли старый капитан плыть с ними. Те объяснили, что нельзя позволять ему отдавать на корабле никаких приказов, пока он сам лично не сможет привести его обратно в гавань. Хотя седой был не слишком благодарен им за такое решение, он знал, что, если его не окажется на борту, ему не заплатят за перевозку и еще долго ни ему, ни кораблю не представится подобной возможности. Поэтому, как только полицейские задали ему вопрос, он незамедлительно ответил, что поедет. Человек короля попросил еще одного парнишку из Дангяна сопровождать его, раз двое с Бласкета оставались в городе, когда траулер отчаливал. Парнишка присоединился к ним. Затем посудина развернулась кормой к земле, а носом к морю и отправилась в путь.

Тем временем все остальные побрели по дороге, неся с собой множество мелких вещей. Но нам не под силу оказалось тащить их на спине, понадобилась лошадь. И еще все хорошо понимали, что надо что-то делать с ящиком Короля, который тот оставил на чье-то попечение. Довольно скоро они сообразили, что именно следует делать, и, разумеется, попросили меня пойти поискать лошадь. Раз уж я все равно обещал Королю, что присмотрю за ящиком, я и шагу не сделал без того, чтобы об этом не думать, и привел с собой человека, у которого была для них лошадь.

Всего шестерым из нас требовалось нести мелкую поклажу, но оставались и все прочие, которым, кроме себя самих, нести ничего не выпало. В их числе был бы и я, кабы не ящик Короля. Тем, кому нечего было нести, лошадь без надобности. Зато они скинулись на лошадь для тех, кому она была нужна. Владелец лошади запросил по шиллингу с человека. Всего набралось шесть шиллингов, но этого, разумеется, не хватило, чтоб добраться до Дун-Хына: путь довольно долгий, и возница не согласился ехать туда без еще одного шиллинга – итого семь шиллингов. Никто из нас, конечно, не дал бы ему больше ни пенни, так что сделка расстроилась, и он собрался уезжать обратно – сам по себе. Только мне не хотелось оставлять ящик Короля, и я сказал ему, что сам заплачу седьмой шиллинг, но он должен мне позволить ехать верхом.

– Я согласен, – сказал он. – У меня груза немного.

– Ну так давай, веди лошадь, и поскакали уже, ради Бога!

Парень мигом обернулся и скоро вернулся к нам с ломовой лошадью – такой сильной и выносливой, что могла бы свезти на себе половину Дангяна. Мы закинули все, что было, и груз все равно вышел не слишком тяжелым.

– Ты тоже полезай, – сказал мне возница, – раз уж такой прыткий.

Я взобрался на лошадь, и совсем скоро мы увидели Дун-Хын. Через некоторое время ящик Короля миновал Кяун-Шле[128], тогда как сам он все еще оставался в устье дангянской гавани. Мы успели хорошо рассмотреть их судно на нашем обычном пути мимо Кяун-Шле. Тогда все еще было ни ветерочка, чтоб сдвинуть с места корабль с парусами, пусть даже лучший. Но едва мы добрались до края пирса в Дун-Хыне, поднялся славный свежий ветер. Тогда мы поняли, что старый капитан окажется на Острове до нас, раз он этот ветер поймал. Мы спустили на воду все наши лодки, считая и нэвоги, быстро сели в них и поспешили как могли, чтобы обставить это дряхлое корыто.

Наша спешка оказалась вовсе ни к чему, потому что, даже когда мы уже приехали на остров, о корабле все еще не было ни слуху ни духу. Мы успели поесть, и тогда родственники тех двоих, что плыли на корабле, пришли расспрашивать нас, где же те затерялись. И когда им все рассказали, они заключили, что, должно быть, у этой «Мудрой Норы» отвалилось днище, и те двое теперь сгинули из-за этой благотворительной крупы и муки, которая, может, была не так уж и нужна.

Люди поднялись на холм, высматривая, не видать ли корабля в заливе. Здоровенный корабль, похожий на него, болтался туда-сюда в устье гавани Фюнтра. И очень хорошо, что люди его приметили: они успокоились и решили, что их родичи на нем. Нам все казалось, что эта старая калоша вот-вот выйдет с юга, от Кяун-Шле, но при свете дня ее по-прежнему не было ни видно, ни слышно, и мы сильно удивлялись, как такое может быть.

В каждом доме кто-нибудь бодрствовал до самого утра, потому что на борту этого судна было то, что причиталось каждой семье, поскольку это пожертвование, и никого нельзя обделить. Забрезжил утренний свет, но корабль по-прежнему не появился. И вот наконец-то поздним утром наша посудина показалась из-за Кяун-Шле, и на всех ее мачтах висела даже не парусина, а нечто вроде обрывков женской шали.

Ну да все равно, в каком состоянии был корабль, раз они выжили и корыто продолжало свой путь, вспарывая волны. Тогда беспокойство прошло, и люди разбрелись кто куда – немного перекусить, пока они не дойдут до гавани, – чтоб потом опять собраться и разгрузить корабль. Нам как раз не лень было взяться за это дело, потому что все, что корабль вез, причиталось задаром, а с какой бы дурной привычкой мы ни пытались расстаться, расстаться с этой мы никак не могли. Иными словами, если выпадало получить задаром хоть что-нибудь стоящее, вам вряд ли бы встретился кто-то, кто взялся бы за дело быстрее нас.

* * *

День уже клонился к концу, но по-прежнему ни бородатый капитан, ни его старая калоша не объявились в гавани. Вскоре несколько мужчин с верхнего конца деревни двинулись вниз к причалу, откуда вышли на паре лодок им навстречу. Они спустили на воду нэвог и маленькую лодочку, потому что к тому времени большие лодки уже не использовали довольно давно. Когда мы достигли судна, все на борту выглядели хуже, чем если бы провели ночь без сна. Даже сам Король был на вид очень плох, словно целую ночь бодрствовал и боролся с лишениями. Король поздоровался с нами, мы поприветствовали его по обычаю старых героев давних времен. Человек всю ночь без остановки откачивал воду, и сил у него, видимо, хватало, потому что это очень тяжелая работа – откачивать воду на корабле.

Король сразу спросил меня, довез ли я ящик. Я сказал, что да, ящик у него дома, в целости и сохранности. Услышав это, Король сразу сделался свеж и весел, как мартовский ветер, и хотя вид у него был довольно измученный, эта весть его порядком подбодрила.

Две веревки привязали к носу траулера, и, поскольку прилив шел в нашу сторону, мы вскоре поставили его на якорь, и всяк молился, чтобы корабль не пошел на дно, прежде чем его разгрузят. Там было восемь тонн муки и крупы, для Бласкета – хороший груз провизии. Когда мы стали перетаскивать ее домой, можно было подумать, что причал обратился в муравейник, где каждый бегал с мешком на спине.