От морского побережья княжества Антиохийского мусульманская армия двинулась к приграничным крепостям, ключам к оборонительной системе нормандского государства. Сайун (замок Саон) героически сопротивлялся, но был взят благодаря граду метательных снарядов, выпущенных катапультами из Алеппо, которые князь Аль-Захир привез отцу. Крепость Бюрзей, слывшая неприступной, пала 23 августа 1188 г. Дело было не только в том, что княжество Антиохийское никак не пыталось защитить свои земли, но и в том, что Саладину помогала необычная шпионка, открывавшая ему все планы и намерения христиан: правящая княгиня Антиохийская (супруга Боэмунда III), кокетливо заигрывавшая с великим победителем! Окружив столицу Оронта, мусульмане осадили Трапезак (сегодня находится в Турции, недалеко от дороги между Антиохией и Марашем). Одержав новую победу, они подошли к Баграсу, крепости, охранявшей въезд в Сирию через Киликийские ворота. После того, как она сдалась, Саладин приказал разрушить ее. Чтобы достойно завершить джихад, ему оставалось лишь овладеть столицей нормандского княжества, первым завоеванием крестоносцев на сирийской земле; но армия Хаттина, уставшая и нагруженная добычей, требовала отдыха. Самыми нетерпеливыми были турки из Мосула и Дьярбакира. Поэтому властитель распустил армию: в конце концов, Антиохия представляла собой созревший плод, который он сможет сорвать, когда только пожелает! Добавим, что он обязан этой передышкой своей шпионке.

Когда латинская политическая система начала рушиться, словно карточный домик, франкские гарнизоны, оказавшиеся в центре мусульманского моря, все же продолжали сопротивляться. Две большие крепости Трансиордании отбивали все нападения египетских отрядов, но отныне их героизм был бесполезен: ни одна христианская армия больше не поспешит им на помощь из Иерусалима! Когда силы и припасы истощились, героические защитники наконец сдали доверенные им крепости: Керак — в декабре 1188 г., а Монреаль только в июне 1189 г.

Саладин довел священное дело джихада до конца: «В течение девяноста лет Божья земля взывала к мусульманским правителям, которые оставались глухи к ее мольбам. Именно тогда появился Саладин, ответивший на ее призыв!» (Книга двух садов).

Сахель вернулся к исламу: блестящее завоевание прибрежных городов ослепило поэтов и предсказателей, увидевших в этом руку Всевышнего: «За полмесяца он с корнем вырвал неверие, очистил города и поселения… До сего дня ни один правитель не мог поразить франков» (Книга двух садов). Небольшие христианские анклавы — Тир, Триполи, Антиохия, две крепости Крак и Маргаб, а также остров Руад, казалось, падут сами без особых усилий. Религия Магомета была восстановлена во всем своем величии, а церкви крестоносцев переданы тем, кто исповедовал Коран (впрочем, большинство из них до прихода латинян являлось мечетями). Но самым важным для мусульманской веры было то, что в ее лоно вернулся священный город Иерусалим, который по-арабски назывался просто Эль-Кудс, «Святой». Отныне Саладин был абсолютным героем мусульманского мира, он вернул ему почитаемые здания Харам аль-Шарифа: Собор Скалы и мечеть Аль-Аксу. Следы пребывания христиан были уничтожены, а внутреннее убранство вымыто розовой водой. Триумф ислама ознаменовался тем, что победитель, войдя в город, сбросил большой позолоченный крест, который латиняне установили на вершине Собора Скалы. Свидетелями этого зрелища стала не только вся мусульманская армия, но и франкские жители, изгнанные из города. «Когда крест упал, все видевшие это — как франки, так и мусульмане — издали громкий возглас. Мусульмане кричали: „Аллах велик!" Франки испускали вопли страдания. Поднялся такой крик, что от него задрожала земля» (Ибн аль-Асир).

Джихад победил. Но христиане, безусловно, снова начнут священную войну; на Западе уже появилось множество миссионеров и проповедников, которые рассказывали, как была опозорена религия Христа в Леванте: «Франки из Тира отправили гонцов за море, чтобы они рассказали обо всех бедах и попросили помощи. Они нарисовали картину, изображающую Мессию, которого избивал до крови араб, и они говорили: Вот пророк арабов, он бьет Мессию» (Ибн аль-Асир).

Такое умонастроение, предвещавшее новые нападения, выразил в своих записках, посвященных защитникам осажденного Иерусалима, хронист Имад ад-Дин: «Наш долг заключается в том, чтобы воздать почести этому святому месту, от него зависит наше спасение. Если мы покинем его, позор падет на наши головы… Здесь изображены Божья Матерь и Спаситель, алтарь и Рождество, скрижали и рыбы… Именно в этих местах был распят Мессия… Здесь воплотилось божество, Бог стал человеком; здесь свершилось крещение Бога, здесь Дева в муках родила… Перед гробом Господа Нашего мы будем сражаться до самой смерти».

После битвы при Хаттине франкские государства вскоре пали. Запад должен был как-то прореагировать, и те, кого латинские поселенцы в Леванте называли «заморскими королями», начнут собирать новые армии, чтобы отправить их в дорогостоящие походы, которые, по большей части, не принесут никаких существенных результатов. Не анализируя глубинные мотивы, лежащие в основе этих экспедиций, продолжавшихся вплоть до 1270 г., историки назвали их общим термином «крестовые походы», установив за каждым из них свой номер и маршрут ne varietur (неизменяемыми).

Третий крестовый поход был ответом Запада на нападение Саладина. Но силы экспедиции иссякли во время нескончаемой осады Акры (1189–1192). Ни рвение Ричарда Львиное сердце, ни расчетливость Филиппа Августа не помогли начать серьезное завоевание. Вытянутая вдоль побережья полоска земли — вот и все, что осталось у христиан от Святой Земли. Возле Триполи, Тира, Яффы и Акры не оставалось почти никаких христианских территорий. Колонии уменьшились до крепостей и их непосредственных предместий, которые были особенно уязвимы, поскольку находились всего в одном часе езды от мусульманских территорий. Если до этого франки в течение целого века контролировали дорогу из Дамаска в Каир, Мекку и Медину, то теперь христианские паломники платили мусульманам пошлину за проезд в Иерусалим.

Следующая экспедиция (четвертый крестовый поход, 1202–1204 гг.) остановилась в Византийской империи, чтобы основать там новое латинское государство. По поводу отклонения похода от цели велось немало споров. По очереди рассматривалось возможное влияние венецианцев, крестоносцев и самих византийцев. Со времени первого латинского вторжения на Восток пропасть, образовавшаяся между Римом и Константинополем, между греческими притязаниями и военно-политическими реалиями латинского мира все продолжала увеличиваться. Ведь император Константинополя, равноапостольный василевс, был одним из первых правителей, кто поздравил Саладина с завоеванием Иерусалима. Как бы там ни было, четвертый крестовый поход вышел за рамки Леванта.

В 1218–1219 гг. еще более отважные рыцари напали на Дамьетту, крупный торговый город в египетской дельте (это был пятый крестовый поход, которым командовал Иоанн де Бриенн и Андрей II Венгерский). После долгой осады крестоносцы овладели городом. Новое появление «людей, закованных в железо» на египетской земле повергло мусульманский мир в ужас. Ради того, чтобы они уехали, мусульмане были готовы вернуть им христианские земли Сиро-Палестины. Но этот прекрасный результат пропал втуне из-за самоуверенности папского легата, и христианская армия, разбитая на открытой местности, была счастлива сдать Дамьетту, чтобы такой ценой купить свободу (сентябрь 1221 г.).