– Зачем ты встречался с Фудзико?

– А что странного в том, что люди, которые жили в одном городе, встречаются в другой стране?

Странного ничего, но как-то неестественно. О тех чувствах, которые Каору испытывал к Фудзико, не знал никто, кроме Андзю. Наверняка Мамору разузнал у Андзю, что они переписываются и что Каору посвящает Фудзико стихи. И рассказ Мамору о встрече с Фудзико был не чем иным, как издевательством над Каору. Вернувшись домой, он и словом об этом не обмолвился, и только сейчас, после нелепого своего предложения, он решил извлечь выгоду из той встречи.

– Я не предлагаю тебе поменять твою любимую на девку – гигантские сиськи. Я в любой момент могу отказаться от Фудзико, если ты мне поможешь. Ты когда-то избавил Фудзико от подглядываний извращенцев. Я еще тогда понял, что ты боготворишь ее. Фудзико тоже хотела с тобой встретиться.

– А почему ради Фудзико я должен обманывать твою большегрудую подружку?

– Потому что я мудак. Если бы со мной все было в порядке, разве я стал бы тебя мучить? Не хочешь – заставлять не буду. Просто встреться с ней разочек. На такие сиськи стоит посмотреть. Будь другом.

Перемешать благородные принципы защиты чести фамилии с самоуничижением, добавить в качестве приправы угрозы и мольбы, завлечь ароматом эроса, стекающего каплями с пышной груди, – в этом был весь Мамору. Он заранее знал, что Каору согласится, пусть и с кислой миной.

Каору появился в кафе гостиницы, где была назначена встреча Митиё с Мамору. Не говоря ни слова, он сел перед Митиё и склонил голову в поклоне. Застигнутая врасплох Митиё скрыла свою растерянность за улыбкой и поклонилась ему в ответ. Помолчав немного, Митиё сказала, внимательно разглядывая Каору:

– Где Мамору? А ты кто?

– Мамору сюда не придет. Я Каору, его младший брат.

Каору посмотрел прямо на нее и произнес заранее заготовленные фразы:

– Мамору Токива не женится на вас. Я искуплю его вину. Я сделаю для вас все, что смогу. Скажите, чего вы хотите.

Митиё спросила:

– Почему так случилось?

И Каору рассказал ей все, как есть, пытаясь передать пожелания Мамору. В данном случае у него не было другого выхода – он должен был открыть ей глаза: Мамору не интересуется ничем, кроме ее огромной груди.

– Так, значит, он меня бросил? – тихо спросила побледневшая Митиё.

Каору сдавленным голосом ответил:

– Да.

– Что же мне теперь делать?

– Не знаю.

– Ты считаешь: лучше умереть?

– Не умирайте, пожалуйста. Глупо умереть из-за Мамору.

Ему показалось, что у Митиё линзы на глазах; тушь текла из уголков, оставляя на щеках черные полосы. Приходится принять приговор, если его произнес кто-то третий. Этому третьему не понять, какую боль он вызвал. Но кого следовало бы ненавидеть, здесь нет. И Митиё заплакала, не стесняясь посторонних, которые то и дело бросали любопытные взгляды на Каору. Из кафе он проводил Митиё домой, избавив Мамору от кровавых сцен; он терпеливо слушал ее монолог, пока она не выплакалась и к ней не вернулась способность думать о том, как быть дальше.

В той самой квартире, что снимал Мамору для своих грязных утех, Митиё пила саке, которое подливал ей Каору, и жаловалась на свою печальную участь: вот что значит быть преданной Мамору. Ее рассказ звучал как заунывная энка.[69]

– У Мамору есть другая? И у нее грудь больше, чем у меня? Он говорил мне: «Давай завладеем всем миром с помощью твоей груди. Исполни мою мечту». Я не хотела уродовать свое тело, которое дали мне родители, но он встал передо мной на колени, и я согласилась. Еще до операции мне казалось, что у меня слишком большая грудь. Она будто зазывала всех маньяков: давай, потрогай меня. А теперь это вообще уродство, прохожие смотрят на меня, вытаращив глаза. Никто не замечает моего лица. Сиськи нагло вылезают вперед, задвигая меня как человека. Я нахожусь под их властью. Хоть денечек пожить бы, не вспоминая про них. Тебе не понять, насколько треклятые сиськи мучают меня. Это не просто стыд и позор. Они еще и тяжелые ужасно. Попробуй привесь себе по два кило на шею и плечи, тогда поймешь. Ладно бы только тяжелые были, так они еще и болят. Десять лет пройдет, двадцать, а моя раздутая грудь не изменится, только я сама постарею. Превращусь в морщинистую старуху, а сиськи останутся такими же, как в двадцать лет, прямо воспоминание юности. Кто возьмет за это ответственность? Я перешла через мост, и обратно ходу нет. Я-то думала, Мамору всю жизнь будет заботиться о моих сиськах. Что мне теперь делать? Не хочу быть мишенью для извращенцев. А мне так хотелось выйти замуж, как все. Директор агентства тоже обалдел. Зачем, говорит, тебе эти громадины? Женщины такие сиськи терпеть не могут, для чайной комнаты они совсем не подходят, придется с самого начала продавать себя как монстра. Сделай что-нибудь. Эти сиськи набиты страданиями и ненавистью.

Она без конца повторяла свои полные злобы слова, и это продолжалось до поздней ночи. Каору добросовестно выполнял роль внимательного слушателя, помогал ей утопить горе в саке и с нетерпением ждал того момента, когда она упадет и заснет от усталости.

Казалось, Митиё высказала все, что было у нее на душе, но, вероятно, так и не успокоилась. Будь она одна, глядишь, поплакала бы и уснула, но с нею был третий, и он не давал ей уснуть. Этот третий строил планы запугать Мамору, воспользовавшись грудью Митиё как грозным, хотя и необычным оружием. В отдел страхования жизни компании «Токива Сёдзи» пришло письмо на имя Мамору. Отправителем значилось продюсерское агентство, в котором была зарегистрирована Митиё, но письмо было подписано: «Киёмаса Ханада, глава группировки Ханада».

В письме не содержалось ни единого слова, в котором сквозила бы угроза, оно было написано напыщенным, преувеличенно вежливым стилем. Сначала шли обычные сезонные приветствия, потом пожелания счастливого брака идеально подходящих друг другу Мамору и Митиё, далее говорилось: мы не пожалеем сил, чтобы успех Митиё как актрисы и Мамору как предпринимателя стал широко известен миру. Посторонний человек воспринял бы это письмо как поздравление, не увидев в нем скрытого смысла, но для Мамору там явно содержалась угроза. Короче, отправитель письма сообщал ему: я позабочусь о том, чтобы всем стало известно о твоей грязной связи с Митиё.

Откуда у парня по имени Киёмаса Ханада появилась эта информация? Да и вообще, кто он такой? Мамору тут же попросил верного друга Сигэру, который работал в отделе расследований, собрать данные на этого Ханаду. Удивительно, но это оказался дядя дружка Каору, Киси Ханады, учившегося борьбе сумо. Может, Мамору дал мало денег за молчание директору агентства и в деле оказалась замешана мафиозная группировка? Но тогда ему не так просто будет отделаться. Прежде чем обо всем рассказать отцу, Мамору решил: Митиё должна стать любовницей Каору, а сам он прикинется, будто у них ничего и не было. Иначе вся эта история может помешать его помолвке с дочерью банкира, помолвке, которая в будущем значительно укрепила бы положение «Токива Сёдзи». Переговоры с мафией он поручил Каору, а сам занялся переговорами с директором агентства, настоятельно убеждая его молчать.