— Мы с семьей катались на лыжах, а потом у меня были дела в ООН.

Он посмотрел за меня.

— А где ваша семья?

— Они вчера уехали домой.

— Домой в Великобританию?

— Да.

Он протянул мне лист бумаги и ручку.

— Пожалуйста, напишите ваш домашний адрес в Великобритании.

— А зачем вам это?

— Господин Браудер, здесь вопросы задаю я.

Я был в Швейцарии десятки раз, и никогда мне не задавали ни одного вопроса при выезде из страны. Мне всё это не нравилось. Какое им дело, где я живу в Англии?

И тем не менее он требовал от меня ответа. Я написал свой домашний адрес и вернул бумажку.

— Какие у вас планы на будущее?

Этот вопрос совершенно меня обескуражил. Я расплывчато ответил, что планов у меня нет. Это было правдой, потому что у меня не было забронировано никаких авиабилетов. Я только умолчал о нескольких встречах в Европе, которые планировал провести в ближайшие недели.

Он отключил интерком и опять начал кому-то звонить. И снова я ничего не расслышал. В нескольких сантиметрах от меня, за стеклом, сидел представитель закона и с кем-то обо мне разговаривал. Я написал жене.

— Кажется, проблемы. Застрял в аэропорту в Женеве.

— Интерпол?

— Пока не знаю.

— Держи в курсе.

Я стоял и смотрел, как другие люди проходят пограничный контроль: сущий пустяк — протянул паспорт, его отсканировали, отдали, следующий.

Через десять минут супруга написала: «Как дела?» — «Пока никак. Всё еще здесь», — ответил я.

Наконец, через двадцать минут пограничник вернул паспорт без объяснения причин, даже не извинился за задержку.

Я позвонил Елене и сказал, что всё в порядке. Но я не чувствовал себя в безопасности, пока мы не взлетели. Я понятия не имел, почему всё это произошло, но был уверен, что это опять проделки Кремля[15].

Уже тогда я начал немного опасаться путешествовать по Европе. И это была не паранойя. Как вы знаете, через три месяца, утром 30 мая 2018 года, я был арестован в Мадриде в гостинице «Гран-Хотел-Инглес» по российскому запросу в Интерпол.

Мне так и не удалось выяснить, как это могло случиться, но по горячим следам Интерпол заявил, что испанцы действовали по старому российскому запросу, выписанному сразу после принятия закона Магнитского в Канаде, и проигнорировали указание Интерпола удалить мое имя из своей национальной системы.

Испанцы тогда опровергли это, заявив, что действовали на основании совершенно нового запроса. Поскольку мой арест в Мадриде последовал вслед за Женевой, я больше верил испанцам, а не Интерполу. Эту уверенность усиливал и странный твит Интерпола (@Interpol_HQ), опубликованный ими вскоре после моего освобождения: «Нет и никогда не было красного циркуляра в отношении Билла Браудера. Г-н Браудер не разыскивается по каналам Интерпола». Мягко говоря, это было лицемерием. К тому моменту Россия уже разместила множество запросов по каналам Интерпола.

Кремль не смог оправиться от мадридского унижения, и вскоре после моего освобождения генеральный прокурор Юрий Чайка публично заявил: «В ближайшее время более мощные ходы на международной арене будут сделаны со стороны РФ. Мы спать спокойно Браудеру не дадим».

Это был тревожный сигнал, но я не мог позволить Чайке запугать меня. Через неделю после моего несостоявшегося ареста в Мадриде мы с Вадимом отправились в Копенгаген на встречу с двумя отважными журналистами, Евой Юнг и Майклом Лундом из известного датского издания, «Берлингске» (дат. Berlingske).

Используя большую утечку данных, известную как «Российский ландромат» («Российская прачечная»), Ева и Майкл выяснили, что в крупнейшем банке Дании, «Данске банк», масштабное отмывание денег было поставлено на поток на протяжении как минимум десяти лет. Как и другие утечки в этой истории, эта была раскрыта Центром исследования коррупции, той самой НКО, которая первоначально предоставила нам молдовский файл. За предыдущий год Ева и Майкл написали более 70 статей об этом банке. В них рассказывалось о целом ряде подозрительных платежей и о многочисленных схемах, в которых участвовали персонажи разного калибра: высшие руководители Азербайджана, коррумпированные западноевропейские политики, российский торговец оружием, иранские компании, находящиеся под санкциями, двоюродный брат Путина и другие.

Их публичные разоблачения вынудили «Данске банк» провести проверку своей деятельности. Осенью 2017 года председатель правления и глава банка Томас Борген объявил о проведении полного аудита независимыми юристами и аудиторами. Ко времени нашей встречи с Евой и Майклом результаты этой проверки еще не были известны.

Я хотел встретиться с Евой и Майклом, потому что мы и сами пришли к неутешительным выводам о деятельности этого банка. С помощью данных, полученных от французских прокуроров, из молдовского файла и других источников, Вадим обнаружил 43 112 переводов на сумму 200 миллионов долларов, связанных с аферой на 230 миллионов, которые были отмыты через счета 20 подставных фирм только в одном эстонском филиале «Данске банк» в Таллине.

Нам не удалось заставить правоохранительные органы Дании расследовать эти операции, и мы надеялись, что наше общение с журналистами и их публикации смогут подтолкнуть власти. 5 июня мы с Вадимом прибыли в Копенгаген и отправились в бурлящий офис Евы и Майкла в современном здании в самом центре города. «Берлингске» — одна из старейших газет Скандинавии, ее первый выпуск увидел свет 3 января 1749 года, и у нее очень долгая история непрерывного издания.

В вестибюле нас уже ждала Ева, блондинка лет тридцати. Она проводила нас в аскетичную комнату с мебелью как из ИКЕА и познакомила всех с Майклом, высоким шатеном c белозубой улыбкой. Майкл любезно пододвинул для нее стул.

Вадим взялся за дело. Он развернул и расстелил на столе массивный ватман со сложной схемой движения денег из российского казначейства через ряд подставных компаний в разных странах в эстонский филиал «Данске банк» и далее. Мастерски ведя пальцем по этой паутине, он сорок пять минут рассказывал все детали и отвечал на вопросы.

— А вы можете поделиться этой схемой с нами? — спросила Ева в конце встречи, пока Вадим аккуратно сворачивал свой свиток с проводками.