Мэллори сжал кулаки.

– Я хочу поговорить с мисс Кинкейд.

– Не стоит, – выпалила Кейт.

– Хотите все знать? Я расскажу только ей. Вам мне больше нечего сказать.

Мэллори откинулся на спинку стула и сложил руки на груди.

После нескольких минут попыток разговорить его, всякий раз наталкивавшихся на молчание, Армстронг и Донован покинули комнату для допросов.

– Вот дерьмо! – выругался агент, закрыв дверь за собой. – Не слишком удачно все прошло.

Ганс покачал головой:

– Все прошло просто прекрасно. Идеально. Давайте позвоним Люси.

– Нет! – воскликнула Кейт и окинула комнату взглядом. – А где Диллон?

– Говорит по телефону, – ответил доктор Виго. – Кейт, он действительно расскажет Люси все, что мы хотим знать. Он хочет объяснить ей свои действия. Он жаждет ее прощения.

– Я не собираюсь заставлять ее снова проходить через все это.

– Иного способа не существует.

– Мне тоже не нравится эта идея, – сказал Рик Стоктон, – но я вынужден согласиться с доктором Виго. – Он посмотрел на часы. – Мне нужно доложить обо всем директору. Расскажете, как все пройдет с мисс Кинкейд.

Стоктон покинул комнату, а спустя мгновение в нее вошел Диллон с бледным лицом.

– Что стряслось? – спросила Кейт, беря его за руку.

– Коди Лоренцо мертв. При нем обнаружили предсмертную записку, но полиция сомневается в самоубийстве. – Кинкейд посмотрел на Мэллори сквозь зеркальное стекло. – Он расследовал убийство Прентера.

– Думаешь, он наткнулся на что-то? И Мэллори убил его? – спросила Кейт.

– Не думал, что Мэллори способен убить полицейского, – сказал явно потрясенный Диллон.

– Может быть, он понял, что Коди преследует Люси? – предположил Ганс. – Может быть, он опять защищал ее?

– Я не хочу больше ничего слышать о том, что Мэллори пытается защитить Люси! Он – склонный к манипулированию надменный ублюдок, даже сейчас играющий в Бога! – Лицо Кейт потемнело от гнева.

– Вы говорите, полиция скептически относится к тому, что Лоренцо мог покончить с собой? – спросил доктор у Диллона.

– В кармане мертвого обнаружили предсмертную записку, но в ней были ошибки – например, он говорил о своих родителях, хотя его отец умер много лет назад. Записку изучает специалист-графолог. Когда Шон забрал Люси, он убедил их отправить записку на анализ напрямую в штаб-квартиру ФБР, и они согласились.

– Мэллори молчит. Утверждает, что говорить будет только с Люси, – сказала Кейт Диллону.

Все повернулись и посмотрели на Кинкейда, тот промолчал. Донован воскликнула:

– Ты не можешь серьезно думать о том, чтобы послать ее к нему.

– Люси большая девочка, – сказал Диллон с надрывом в голосе, не отрывая глаз от Мэллори по ту сторону зеркального стекла. – Ей нужно принять решение. Мы не можем сделать это за нее.

* * *

Шону было больно смотреть на Люси, отстраненную и полностью погруженную в себя. К тому моменту, когда он заехал в гараж ее дома, она прекратила плакать и погрузилась в состояние, напоминающее транс. Большие карие глаза женщины были полны боли и страданий, и Роган был готов на все, лишь бы ей помочь.

Он усадил женщину на диван в гостиной, затем сел рядом и взял ее ладони в свои руки.

– Люси, ты что-нибудь хочешь?

Она медленно покачала головой, затем посмотрела на него покрасневшими глазами:

– Обними меня.

Шон притянул ее к себе, обхватил своими большими теплыми руками, прижав к себе как ребенка. Ей не нужно было просить об этом. Он должен был знать, что Люси хочет, чтобы ее обняли, чтобы убедили ее в том, что она в безопасности, даже несмотря на то, что мир вокруг нее рушился.

В Рогане полыхала ненависть к ублюдку, сидевшему в штаб-квартире ФБР. С Мэллори все началось. Потому что ему вздумалось стать мстителем. Почему? Из-за его долбаного чувства вины за то, что он не защитил Люси шесть лет назад?

Чувство всепоглощающей злости было незнакомо Шону, и он не мог объяснить ту ярость, что разрывала его изнутри. Глубокое чувство необходимости защитить Люси от боли боролось в нем с первобытным желанием избить Мика Мэллори до полусмерти. Правосудие мстителей более не казалось ему абстрактной и глупой концепцией.

– Шон?

Он поцеловал ее в лоб.

– Ты чего-то хочешь? Только скажи.

– Ты зол.

– Нет, я не зол.

– Я чувствую твою злость. – Люси положила руку детективу на грудь и подняла голову, чтобы заглянуть ему в глаза. – Прости, что из-за меня ты ввязался во все это.

– Не нужно. – Роган страстно поцеловал ее. – Не думай так.

Он осыпал поцелуями ее лицо, наслаждаясь не сладостью губ любимой, а скорее тем, что в это мгновение она была его, и только его. Коснулся пальцами нежных щек, все еще блестящих от слез, и вновь прильнул к губам. Шон злился на себя, понимая, что его ненависть к Мэллори и Коди Лоренцо расстроила Люси.

– Не проси прощения, – сказал он. – Не говори мне, что жалеешь о чем-либо.

Роган целовал ее щеки, подбородок, шею, ухо. Ее мягкая кожа была сладкой и одновременно соленой на вкус, а едва уловимый аромат духов навевал мимолетные образы нежных цветов, весны и цветения.

– Я здесь, Люси, – прошептал он ей на ухо, – и ни за что не брошу тебя.

Возлюбленная прильнула к нему и поцеловала в ответ.

– Мне было так неуютно, – прошептала она.

У него перехватило дыхание. Ощущение потерянности и одиночества в кругу семьи, так сильно любившей ее, было лишь еще одним свидетельством того, что свои истинные эмоции она до сих пор держала на замке.

На столе перед ними завибрировал телефон, и Шон хотел проигнорировать его, но взглянул на номер и передал трубку Люси.

– Это Диллон.

– Алло? – сказала Люси.

Она побледнела, и Шон понял, что новости плохие.

– Буду через час, – ответила Кинкейд в трубку и повернулась к Шону: – Мэллори хочет поговорить со мною.

– Нет, нет, нет! – Детектив покачал головой.

– Он расскажет мне всю правду. Он обещал.

– Он больной! Ты знаешь, что у него в доме твоя фотография? Прямо рядом с фотографиями его мертвой жены и сына?

Люси вздрогнула, и Шон погладил ее по руке.

– Прости, надо мне научиться держать язык за зубами.

– Ты не говорил, что побывал у него дома.

– Мы с Диллоном ездили в Херндон, и я обыскал его жилище. Я чувствовал, что он наблюдает за нами; мы дождались, пока он не появится, и арестовали его. Но… – Шон заколебался.