Они доехали до перекрестка и Одинец с фонариком вышел из машины. На одной из пятиэтажек прочитал: «ул. Зои Космодемьянской».

Свернули налево и поехали туда, где больше было огней. И метров через триста поняли, что искать им ничего не надо: за высоким забором, в доме ярко горели все окна, неслась музыка…

— А вот и башня, — сказал Одинец, указывая на белеющий цилиндр водонапорной башни, находящейся чуть сбоку особняка. — Где оставим машину?

— Здесь же.. В случае чего, она должна быть под рукой.

Одинец вытащил из-под сиденья обрез и две пачки с патронами. Зарядил и отмахнул дверцу. Он ощущал себя в родной стихии.

Они вышли из «девятки « и пересекли Строительную улицу, о чем им сообщила покосившаяся на столбе табличка. Зашли с тыла. Сквозь оголенные ветки яблонь хорошо были видны точечки огоньков — видимо, кто-то курил на балконе.

— Здесь должна быть собака, — сказал Одинец.

— Дог Лорд, но не думаю, чтобы при гостях она бегала по улице.

Карташов нащупал в темноте камень и бросил через забор. Все было тихо. Они сместились немного в сторону и первым полез через забор Одинец. Но спрыгивая на землю, он, видимо, не собрался и кулем свалился в кусты крыжовника. Карташов мысленно выругался, слишком много шума наделал его напарник. Сам Карташов легко поджался на руках и так же легко, держась руками за макушку ограды, тенью скользнул на землю.

У самых окон росли кусты бузины, на которые падали отсветы горящих в помещении дорогих люстр. Кроме музыки слышались голоса и особенно выделялся женский смех.. К их удивлению, на окнах не были задернуты шторы и все, что делалось в доме, было видно, как на ладони.

Это была обычная застолица: за длинным столом, покрытым белой с скатертью, находилось человек двенадцать. В основном это были люди пожилого возраста, но Карташов сразу же среди них отметил всегда недовольное лицо Блузмана. Он был без пиджака, рядом с ним черноволосая, лет сорока, женщина в темном с блестками платье.

Одинец же первым узрел хозяина дома Федора Гудзя, сидящего в торце стола и держащего на подъеме рюмку — видимо он произносил тост. «Пусть нашим врагам будет хуже от этого», — это, видимо, были заключительные слова тоста, которые успели услышать Карташов с Одинцом. Третьем от хозяина, рядом с молодой блондинкой, сидел раскрасневшийся известный всей стране поэт, у которого из-под ворота белой шелковой рубашки выглядывал тоже шелковый бордовый шарфик.

— Я беру на себя Блузмана, — тихо произнес Одинец. — Я не я буду, если не сделаю ему сегодня лоботомию…

Справа отворилась широкая застекленная дверь и в комнату медленно, в раскачку вошел человек, лицо которого показалось Карташову очень знакомым. Вспомнился ресторан «Прага», черный «линкольн», свита в темных костюмах и этот сытый субъект, галстук которого на выпирающем животе напоминал шевелящуюся коралловую змею. Сердце у Карташова забилось еще чаще. Он весь напрягся в предвкушении какого-то очень важного для себя открытия. Он ждал, что следом за Буриловым последует Бандо, встречу с которым он так долго откладывал. Однако Слон не появился.

Хозяин дома встал во весь рост и развел в сторону руки — было видно, как он рад появившемуся гостю. Они пошли друг другу навстречу и обнялись. Гудзь казался малолеткой по сравнению с дородной рыхлеющей фигурой Бурилова.

— Опоздал, прости, — однако по-настоящему извиняющихся ноток в голосе гостя не чувствовалось…

В голове Карташова, словно трясогузка, дергалась мысль: «Где же Бандо? Где же эта сволочь?»

Он приблизился к Одинцу и положил руку на изготовившийся к стрельбе обрез: «Ты знаешь, кто этот пикадор, который только что завалился?»

— Знакомая харя, видел по телевизору…

— Хозяин Бандо… Бурилов собственной персоной…

— Ого, сегодня, кажется, у нас может получиться наваристый бульон. Что будем делать?

А между тем задвигались стулья, расчищалось место для запоздалого гостя. Поэт встал и за руку поздоровался с Буриловым, а тот тут же переключился на блондинку, сидящую рядом с поэтом. Поцеловал ей руку, после чего тяжело опустился на стул. В комнату вошла женщина в цветастом переднике, с большим стеклянным подносом, который она поставила на отдельный столик, стоящий рядом с роялем.

— Уходим, и дождемся, когда банкет закончится, — наконец отреагировал Карташов на вопрос Одинца. — Для меня важнее выяснить, где сейчас Слон… Его надо изолировать…

— Но у меня руки чешутся, я не могу уйти, оставив здесь развлекаться Блузмана.

— Это ты еще успеешь сделать… Пошли…

В это время сидящий к ним спиной мужчина потянулся за блюдом, в котором зеленели крупно нарезанные овощи, и Карташов замер — он мог поклясться, что уже видел этот с заметной горбинкой нос, этот низкий морщинистый лоб, узкую щель глаза, смуглую впалость щеки…

— Я знаю, кто этот гад…

— На котором кожаная безрукавка? — уточнил Одинец.

— Это один из тех, кто хотел расконторить Веню на Рижском вокзале.

— Вот это номера! — воскликнул Одинец и сам себе ладонью прикрыл рот. — А может, опечатка у тебя в глазах?

— Да нет, это не опечатка, это непреложный факт… С правой стороны носа у него должна быть бородавка…

И как будто по заявкам трудящихся, человек в кожаной тужурке повернулся к женщине, попросившей его подать блюдо с рыбой…

— Смотри, — сказал Карташов, — Бородавочник… И никогда не спорь с профессионалом… Пошли отсюда…

Когда они перелезли через забор, миновали снежную хлябь улицы и уже подошли к «девятке „, их окликнули: «Молодые люди, куда вы так торопитесь?“ Со стороны дома Гудзя, из сумерок, к ним направлялись две статные, высокие фигуры. И было в их движениях что-то затаенное, готовое к прыжку.

Одинец распахнул полу куртки, где был спрятан обрез.

— Сейчас что-то будет, — сказал он и стал озираться. Однако еще двоих первым увидел Карташов — они вышли из-за оставленной ими «девятки «. И тут уже не было никаких сомнений: в руках каждого из них чернели пистолеты.

— Наверное, Брод, сволочь, нас сдал, — тихо сказал Одинец. — Предупредил, касатик…

Карташов сунул было руку за пазуху, где у него лениво дремал «Глок», но его предостерегли:

— Руки на затылок и без дураков! — и тут же раздалось несколько щелчков.

Пули выпущенные из оружия с глушителем, вонзались в землю совсем рядом с их ногами. Но те, кто брал их на испуг, видимо, не очень представляли, с кем они имеют дело… Саня не вынимая из-под полы обрез, вместе с нею направил ствол в сторону тех, кто вышел из-за машины, и дуплетом, с секундной паузой, выстрелил. Один из них, видимо, в предсмертном миге, понес какую-то невнятицу, второй молча рухнул под колесо «девятки». Одинец стремглав ринулся к машине, упал и перекатился к переднему колесу. То же самое проделал и Карташов, только он на шаг оказался дальше от Одинца и, падая, успел достать пистолет. Он стрелял наугад, туда, откуда продолжали раздаваться томящие душу щелчки. Но Одинец был удачливее: после того, как еще дважды он разрядил обрез, щелчки прекратились, лишь затяжной стон огласил пустынную улицу. Но тут же двор особняка ожил, раздались панические голоса, густо залаяла собака.