Но не стоит слишком увлекаться, а то мы этой стирки никогда не завершим. Хорошо, что в доме Нирензее есть горячее водоснабжение. А то вон моей Игнатьевне приходится греть бак с водой для стирки на дровяной плите…

Покончив со стиркой, укладываемся спать. Из комнаты Михаила Евграфовича просачивается узкая полоска света – небось опять будет сидеть за своими переводами за полночь.

Утро в моем рабочем кабинете в ВСНХ началось с телефонного звонка. Сняв трубку, слышу голос своего непосредственного начальника:

– Здравствуйте, Виктор Валентинович.

– Доброе утро, Василий Никитович.

– Вы сейчас на месте? Никуда уходить не собираетесь?

– Нет, не собираюсь.

– Тогда мы прямо сейчас к вам заскочим. – И с этими словами Манцев повесил трубку.

Появился он меньше чем через десять минут в сопровождении какого-то паренька. Невысокий, худощавый, с белобрысой челкой над широкого распахнутыми серыми глазами, он был одет в простенький полотняный пиджачок, более приличный летнему времени, подобные же брюки и грубоватые поношенные ботинки. Под пиджаком виднелась обычная косоворотка. Так, на вид вроде неплохой паренек. Посмотрим, каков он будет в деле.

– Вот, Виктор Валентинович, – начал Манцев, – вы просили у меня помощника? Знакомьтесь: Сергей Константинович Илюхов, студент последнего курса Института народного хозяйства, у нас проходит практику. Он и будет вам помогать.

Вообще-то это не я просил помощника, а Василий Никитович давно мне его обещал, но в любом случае – грех отказываться.

После короткого знакомства выдаю Сергею первое задание:

– Тебе предстоит ознакомиться с теми материалами, которые уже наработаны с января месяца в ОСВОК, и составить краткое резюме на трех-четырех страницах. Главное, что меня интересует, – как они там видят перспективы развертывания промышленности. Сроки очень сжатые: всего неделя.

Загрузив молодого практиканта, сам берусь за черновик записки Дзержинскому. Феликс Эдмундович и сам прекрасно понимает необходимость широкомасштабного обновления основного капитала промышленности, как и развертывания программы массового строительства новых фабрик и заводов. Он уже беспокоил своими посланиями на эту тему ЦК нашей партии. Но…

Проблема упирается в нехватку ресурсов для большой программы капитального строительства. И никто из руководства пока совершенно не представляет, как, с какого конца подступиться к этой проблеме. Ясности нет, иначе не вспыхнула бы полемика между Преображенским и Бухариным. Достаточно очевидно, что программа и того и другого не в состоянии обойти ряд подводных камней на пути индустриализации. Поэтому обе они выглядят недостаточно убедительно. Вот на подводные камни – и на то, как их обойти, – и хочется обратить внимание Дзержинского.

В первую очередь никак не получится выстроить план развития промышленности, взятой самой по себе. Промышленность теснейшим образом связана с крестьянским рынком, с продажей крестьянину промышленных продуктов и с закупкой, в свою очередь, разнообразнейших видов сельскохозяйственного сырья. Затем, развитие промышленности зависит от состояния транспортной сети. И точно так же невозможно строить перспективы промышленного роста, не учитывая наших финансовых возможностей, не увязывая промышленного роста с динамикой заработной платы и, следовательно, с уровнем внутреннего спроса и развитием торговли. Проще говоря, чтобы разобраться в перспективах развертывания промышленности, нужно выстраивать план социалистической реконструкции всего народного хозяйства.

Но вот с конкретными выводами из этого тезиса я пока подожду. Надо прежде ознакомиться с тем, что сделано специалистами Особого совещания по восстановлению основного капитала, и с балансовыми расчетами Госплана. Поэтому надеваем на Паркер колпачок, а черновик пока прячем в сейф.

Сегодня я договорился с Лидой уйти с работы немного пораньше и нанести визит в МУР – благо угрозыск размещается буквально в двух шагах от дома Нирензее. Молоденький следователь записал наши краткие показания. А что, собственно, было рассказывать? Услышали выстрел, схватились за оружие, затем закричал тот, что стоял на стреме, и, всадив в него пулю, кинулись в магазин. Ну а там – кто кого. Нам повезло больше. Вот и все. Разрешение ОГПУ на ношение оружия – вот оно.

Следователь, немного рисуясь, поведал нам:

– Вам и в самом деле повезло. Шушера это оказалась. Гастролеры из Нижнего. Работа топорная, не то что у московских налетчиков. Ох те и ловкие были, сволочи! Такие дела проворачивали… Но ничего, мы их к ногтю все равно прижали! Побегать, конечно, пришлось изрядно, но, почитай, с начала года о таких налетах и не слышно было. – Явно гордясь своей причастностью к искоренению самых дерзких московских налетчиков, парень покрутил шеей (воротник гимнастерки ему, что ли, туговат?), черкнул подпись на пропусках и снисходительно бросил: – Можете быть свободны, граждане.

Следующие дни сижу на работе, закопавшись в цифры. Расчеты Госплана, сравнения с дореволюционным периодом, поправочные коэффициенты к статистическим данным… Разные спецы дают несовпадающие цифры и настаивают на различных поправках к официальной статистике. Черт ногу сломит! Немного подогревает мой энтузиазм маячащая впереди отдушина: в воскресенье, двадцать шестого, у нас с Лидой намечен выезд на природу, на постреляшки.

Вечер субботы был посвящен подготовке к воскресной вылазке на природу: съездил на Брянский вокзал, узнал расписание поезда до Малоярославца, купил два билета, затем дома, в Малом Левшинском, положил коробку патронов в портфель, туда же сложил клеенчатый плащ-дождевик (дождя, скорее всего, не будет, но его можно и как подстилку использовать, чтобы на сырой земле не сидеть) и отправился в Большой Гнездниковский.

По пути вспомнил о том, что давно уже должен был сделать, но все как-то откладывал из-за всяких спешных дел. Нужно было купить часы взамен тех, что были сданы в качестве вещественного доказательства. Я не поддался на рекламу Владимира Маяковского – «Самый деловой, аккуратный самый, в ГУМе обзаведись мозеровскими часами» – и не отправился в ГУМ покупать совсем новенькое изделие швейцарской промышленности, легально импортированное в страну (и потому очень дорогое). Вместо этого, отыскав часовой магазинчик на Тверской, подобрал себе подержанные наручные часы фабрики Генри Мозера, похожие на мои прежние, – и надпись по-французски HyMoserCie, как положено, присутствовала. Пятнадцать камней, анкерный ход. Корпус, правда, был не серебряный, как у моих прежних, а мельхиоровый. Клеймо самого Мозера никто в те времена не подделывал, но можно было натолкнуться на часы фирм A. Moser, P. Moser, K. Moser и т. д. – вроде тех, Карла Мозера, что были у меня раньше. Они, конечно, тоже швейцарские, но не «того самого» Мозера. Затем, открыв заднюю крышку, сверил номера на корпусе и на механизме, чтобы быть уверенным в происхождении последнего (а то нынче мастера и целые артели из чего только «швейцарские» часы не собирают). Потом пришлось долго торговаться, а потом еще и договариваться с зеленым пупырчатым земноводным, чтобы подписать расход аж двух с хвостиком червонцев.