— Какая теперь разница, кому я верю, а кому нет! — Рамос испустил тяжкий вздох и поник головой. — Ван Хейс мертв, а вы, гляжу, хотите выдать себя за пострадавшего охранника и попытаться обманом эвакуироваться отсюда в числе раненых. Что тоже равносильно самоубийству, в котором я не собираюсь участвовать, и не просите!

— Что значит — ван Хейс мертв? — Кальтер присмотрелся ко второму распластавшемуся на полу телу. Вопреки заявлению чилийца, директор дышал, хоть редко, но уверенно, что было заметно даже издали. — Не говори ерунды: жив твой ван Хейс! Просто я сломал ему ногу, а потом вырубил его на пару часиков, вот и все. Так же, как Рисаля. Думаю, что к приходу морпехов оба очнутся, хотя полную гарантию, конечно, не даю. А вот с третьим их приятелем мы рассорились вдрызг, и его самочувствие сейчас уже не такое оптимистичное. Так что, если ты считал его другом, прими мои извинения и соболезнования.

— То есть вы хотите сказать, что не убьете директора, сеньор? — удивился Эйтор. — Но… почему? Он же только что собирался вас убить, а перед этим — пытать!

— А что я выиграю от его смерти? — удивился в ответ Куприянов. — Да и мстить мне ему не за что. Ведь ни до пыток, ни до убийства дело так и не дошло. Мы сыграли с главным боссом в игру, и он проиграл. Не знаю, как там у тебя на родине, а у нас, у русских, не принято размахивать кулаками после честной драки.

— Честной?! Но когда ван Хейс очнется, он опознает вас, если вы и впрямь решили бежать, выдав себя за раненого охранника!

— Готов поспорить, что не опознает, — заверил бывшего напарника Обрубок. — Просто я побегу быстрее, чем ты думаешь, и совсем другой дорогой… Однако я задал тебе вопрос, на который ты еще не ответил. Насчет пакаля. Я от своих слов не отказываюсь. Ты мне помогал, а значит, эта штуковина будет твоя сразу, как только мы выберемся из аномальной зоны.

— Но вы обещаете, что ван Хейс все-таки выживет? Даете слово? — Казалось, будто чилиец даже не расслышал, о чем его спросили.

— Обещаю, что он не умрет от моей руки, — уточнил Кальтер. — Но не обещаю, что сюда рано или поздно не ворвутся другие зэки, которые такую клятву тебе точно не дадут… Также я уверен, что ван Хейсу по-прежнему нужны твои свидетельские показания, раз уж я сваливаю, и в его легенде станет одним трупом меньше. А тебе понадобится его заступничество, если ты все-таки остаешься. Только вы меня простите, ребята, но пакаль я вам уже не оставлю.

— И правильно сделаете, — неожиданно поддержал его Рамос. — Унесите отсюда, пока не поздно, эту дьявольскую штуковину, чтобы она больше не затмевала никому разум и никто не проливал из-за нее кровь, ни свою, ни чужую. Знаете, что я думаю, сеньор? Вы — сам дьявол, который был послан сюда, чтобы ввести меня в искушение. И вам это почти удалось: я поддался на ваши посулы, но, к счастью, вовремя одумался и остановился. Я прошел это испытание, и больше вам не сбить меня с истинного пути, даже не старайтесь! Клянусь Господом!

— Дьявол? — переспросил Кальтер. Сбросив оранжевую робу, он уже облачился в военный комбинезон и теперь переобувался, меняя тюремные кеды на армейские ботинки. — Разве я начал всю эту бойню? И не я ли спас тебя там, внизу, от настоящих дьяволов, которые собирались растерзать тебя, так же как растерзали твоих друзей Аньелло и Маринеску?

— Да, бойню начали не вы, — согласился «покаянец». — И за то, что вы заступились за меня перед Дикими Гусями, я вам век буду обязан, сеньор! Но при всем при этом вы — очень страшный человек. Гораздо страшнее Отто Штернхейма и его головорезов. Они — всего-навсего обычные злодеи, которые, выгадав момент, набрасываются на своих врагов и убивают их. А вы… Вы можете ни на кого не набрасываться. Стоя в стороне, вы просто щелкаете пальцами, и ваши враги или даже союзники сами нападают друг на друга. И убивают друг друга лишь потому, что им не повезло очутиться у вас на пути. Одним щелчком пальцев вы можете толкнуть на путь предательства даже такого человека, как ван Хейс, пускай изначально вашей целью был не он. Сколько еще людей вы принесете в жертву на своем пути к свободе? И сколько из них будет действительно заслуживать смерти, а сколько окажется случайными жертвами, виновными лишь в том, что они подвернулись вам под руку? Да, Штернхейм и ван Хейс — те еще негодяи. И покойный Ковач им был. Но они — всего лишь заурядные носители зла, которое из них периодически выплескивается. А вы, сеньор, — совершенно особый случай. Вы порождаете вокруг себя зло в огромном количестве, однако в вас самих его нет ни капли. Удивительно, но это так! И вы всегда либо остаетесь чистеньким, либо выглядите как благородный борец с тем злом, которое сами же породили. Понятия не имею, как вам это удается. Но, по-моему, обычный человек неспособен на такие дьявольские фокусы. Вот почему я не сомневаюсь, что вы и есть дьявол, который явился сюда из самого ада, чтобы собрать в этом проклятом месте богатый урожай грешных душ. А также забросить семена зла и раздора в те души, которые еще не окончательно осквернены и у которых есть надежда на спасение.

— Любопытная теория. Очень красивая и поэтичная, — вынес заключение из всего вышесказанного Кальтер, попрыгав на месте и проверив, удобно ли сидит на ногах новая обувь. — Я поразмыслю над тем, что ты сказал, если доживу до того момента, когда у меня появится свободное время. А сейчас, раз между нами не осталось недопонимания, позволь мне пожелать тебе удачи и откланяться. Кажется, пришло время мне уходить. А куда — в ад или рай, — это уж как получится… Снимать с тебя наручники не стану, о’кей? Пускай ван Хейс думает, когда очнется, что раз я тебя не освободил, значит, мы с тобой не друзья. А если так, значит, он будет верить, что ты снова на его стороне…

Судя по шуму снаружи, над «Рифтом-75» снижались одновременно три или четыре десантных вертолета. Делали они это под аккомпанемент своих бортовых «миниганов», чей рев почти полностью заглушал ведущийся по ним снизу автоматный огонь. Который был вялым и неорганизованным. Отступившие с площадок и террас на крытые уровни зэки спасались от льющегося на их головы свинцового дождя. И затаились, ожидая, когда он прекратится. Отстреливались лишь те из них, кто был уверен, что прикрывающие высадку десанта пулеметчики до них не дотянутся. А таких огневых позиций было сейчас наверху очень мало.

Также под стенами тюрьмы кружили несколько быстроходных торпедных катеров. Само собой, они не вели никакого торпедирования, а всего лишь постреливали по ней из пулеметов — туда, откуда в их сторону вылетали автоматные очереди. Но такое случалось редко. Бунтари берегли патроны для очной встречи с морпехами. А не угрожающие им издали катера предпочитали не трогать, дабы не вызывать на себя почем зря огонь с моря.

Выяснив в очередной раз обстановку снаружи, Кальтер поместил в набедренную кобуру пистолет и пару магазинов к нему, прицепил к поясу нож и фальшфейер, а на прочее оружие и «разгрузку» с боеприпасами даже не взглянул. Ему предстоял трудный путь, где автомат и лишний груз могли только помешать. Да и от ножа с пистолетом, скорее всего, проку тоже будет мало. Но ввязываться в столь рискованное дело вообще без оружия Куприянов все-таки не отважился.

«Молот» был последним, что подобрал с пола Обрубок, прежде чем покинул подстанцию. Привязывать драгоценный груз к плечу на сей раз было рискованно. Кальтеру придется много и активно двигаться, и гладкий пакаль мог случайно выскользнуть из-под повязки. Контролировать его, держа в руке, легче. Вдобавок там он будет все время, так сказать, на боевом взводе, что также имело немаловажное значение.