Входная дверь открылась, и из холла послышались голоса, один из которых явно принадлежал мужчине. Кто-то воспользовался ванной, а затем наступила тишина. По дороге изредка проезжал автомобиль, на мгновение озаряя комнату яркой вспышкой желтого света.

Энни, вздохнув, вдруг подумала, скучают ли по ней Сара и Дэниел, и ее внезапно осенило. Она не была влюблена в Лаури, но она его любила! С самого начала их отношения были очень уж правильными. Энни вдруг отчетливо вспомнились слова Дот, сказанные вскоре после того, как ей исполнился двадцать один год. «Кен никогда не был хорошим отцом, правда? Ты просто ищешь человека, который мог бы тебе его заменить, а Лаури Менин как нельзя лучше подходит на эту роль».

— О боже! — Энни поставила кружку на прикроватную тумбочку и обхватила руками колени.

Как приятно ей было чувствовать, что с ней обращаются, как с ребенком. Однако теперь она повзрослела, незаметно для него и даже для самой себя, а он сердился на жену за то, что она постепенно становится независимой личностью, так же как и ей не нравилось, что в ней не видят взрослого человека. Это объясняло сложные переживания, которые у нее возникали в последнее время.

Голова Энни шла кругом от мыслей, но день выдался утомительным, поэтому она быстро уснула.

Проснувшись, Энни почувствовала, что ее рассудок прояснился. Было очень рано, на улице еще не рассвело. Стояла тишина, лишь из соседней комнаты доносился звук включенного радио, и, услышав церковные гимны, Энни вспомнила, что сегодня воскресенье.

Ей уже не суждено было узнать, что она потеряла, так и не испытав влюбленности. «Я сделала выбор, и обратной дороги нет».

Клайв Хоскинс все еще спал, когда Энни и Мари пошли на мессу в Вестминстерский кафедральный собор, — сестра призналась ей, что теперь редко посещает церковь. После этого они пообедали в ресторане «Лайэнз Корнер хаус», затем, взявшись за руки, бродили, глазея на витрины магазинов, в практически безлюдном районе Уэст-Энд. Погода явно изменилась в худшую сторону, стало пасмурно, и небо затянуло тучами. Рассекая воздух, налетел резкий ветер.

— Ты повеселилась? — спросила Мари, когда они с трудом оторвались от витрины магазина «Либертиз».

— Да, я прекрасно провела время. Но больше всего я счастлива оттого, что ты рядом со мной. Иногда я не нахожу себе места, думая, что ты забыла обо мне.

Мари рассмеялась.

— Сестричка, я ощущаю тебя неотъемлемой частью своего тела, словно ты моя рука или нога. Возможно, я и не думаю о них, однако, лишившись их, наверняка бы пропала.

— И все же странно, — задумчиво сказала Энни, — несмотря на то что у меня есть семья, я скучаю по тебе больше, чем ты по мне. А ведь у тебя нет никого, кроме Клайва.

— Да, но пойми, я одержима страстью к искусству, я актриса. Все остальное отступает на второй план.

— Странно. А я помню, что, когда ты была беременна, ты говорила, что больше всего на свете хочешь иметь ребенка, которого любила бы всем своим сердцем.

— Это осталось в прошлом, сестренка, все изменилось.

Какое-то время они шли молча.

— Я хочу рассказать тебе кое о чем. Об этом не знает ни одна живая душа, даже Клайв. — Мари высвободила руку и прошла немного вперед. — Однажды мне сделали серьезное предложение — сыграть в пьесе, которую собирались поставить на сцене театра в Уэст-Энде. Однако мужчина, исполнявший главную роль, скоропостижно скончался, и все закончилось ничем. Я тогда была на третьем месяце беременности и сделала аборт. Законы изменились, сейчас это легальная процедура.

— О Мари! — ахнула Энни.

Мари даже не обернулась. Было такое впечатление, что она говорит сама с собой.

— Как только я догадалась, ну ты знаешь о чем, я даже подумывала о том, чтобы бросить карьеру актрисы и, возможно, возвратиться в Ливерпуль. До того момента дела у меня шли неважно. А потом вдруг поступило это предложение, и я оказалась перед выбором…

Вдоль Риджент-стрит проехал автобус, и Энни подумала, что, возможно, вместо солдатика Дэниелу следовало бы купить автобус. Они ему так нравились.

— А как отреагировал на это отец ребенка? — спросила она.

Мари беспечно пожала плечами.

— Роджер? О, да он даже не знал об этом.

— Он тоже был актером?

— Он и сейчас актер. Роджер сыграл в многосерийном детективе «Мстители», решив для разнообразия исполнить роль хорошего парня. — Она замедлила шаг перед магазином, торгующим индийскими товарами. — Мне очень нравится та резная шкатулка, с мозаикой по краям.

— Ты после аборта огорчилась так же, как и в первый раз?

В витрине отразилось перекошенное лицо Мари. Она изо всех сил старалась выглядеть спокойной, но…

— Меня это ничуть не задело. Видишь ли, я должна была получить эту роль. Даже когда оказалось, что это лишь пустая трата времени, мне уже было все равно. Я давно поняла, что для меня важнее.

— Мари! — Энни нежно дотронулась до ее плеча.

— Однако я не смогла забыть другого ребенка, своего маленького мальчика. — Мари резко повернулась. Ее глаза светились неестественно ярким блеском, и Энни была шокирована, увидев в них страдание. — Ему исполнилось бы сейчас четырнадцать лет, он был бы на год старше, чем я в те годы. Стоит мне напрячь воображение, и я очень отчетливо могу представить его. Все эти годы я как будто воочию видела, как рос мой так и не родившийся малыш. По какой-то непонятной причине у него прямые волосы и голубые глаза. — Ее лицо исказила страдальческая гримаса. — Знаешь, Энни, временами я ненавижу наших родителей.

Мимо прошли мужчина с женщиной, вероятно, туристы, с фотокамерами на шеях. Они с любопытством посмотрели на взволнованное лицо Мари.

— Ну же, милая. — Энни взяла сестру под руку. — Пойдем-ка выпьем по чашечке чая.

Она вдруг почувствовала, что гораздо лучше понимает Мари теперь, чем когда-то. Ее увлечение сценой было не наваждением, а лишь попыткой убежать от прошлого.

Вечером сестры отправились на вечеринку, которая проходила у кого-то на чердаке. Это ненадолго отвлекло Энни от мыслей о муже и сестре, и ей удалось немного развлечься. Энни понимала, что ничем не могла помочь Мари, однако, возвратившись домой, уже не станет смотреть на Лаури прежними глазами. Теперь, когда она знала свое место в жизни, у них был шанс начать все с чистого листа.

Мысль о том, что придется покинуть Мари, казалась Энни невыносимой. На следующее утро, как раз в тот момент, когда она застегивала чемодан, вдруг зазвонил телефон.

— Это тебя, Мари, — закричал кто-то.

Сестра заговорила громким фальшивым голосом, услышав который, Энни даже растерялась, не зная, как реагировать — презрительно хмыкнуть или же снисходительно улыбнуться.

— Великолепно, дорогая, — с притворной слащавостью произнесла Мари. — Я буду там через час.