Набрать в Европе к осени 1700 г. опытных, проверенных в сражениях генералов Петру I не позволили финансовые проблемы и предельно низкий престиж Московии как работодателя. Поэтому во главе первого формирования русской регулярной армии ему пришлось поставить главным образом представителей национальной военной школы — то есть обыкновенных старомосковских бояр и воевод, имевших весьма смутные представления о тех требованиях, которые эпоха предъявляла к полководцам в столкновениях с регулярными западными армиями.

Верховное руководство собранными для нападения на Нарву войсками осуществлял сам царь, но поскольку формально он имел лишь чин капитана гвардейской артиллерии, то официально армией командовал фельдмаршал Федор Головин и девять генералов — Иван Бутурлин, Автомон Головин, Яков Долгорукий, Александр Имеретинский, Аникита Репнин, Иван Трубецкой, Борис Шереметев, Яков Брюс и Адам Вейде. Уже в ходе операции к упомянутой компании присоединились фельдмаршал Карл де Кроа де Крои и инженер-генерал Людвиг Галларт.

Именно эти люди независимо от их последующих достижений навсегда вошли в историю русской регулярной армии, как первая шеренга ее генералитета, и потому достойны, чтобы судьба каждого из них была описана отдельно[105]. О четверых иностранцах (перечисленных последними) рассказано в главе посвященной европейским специалистам, а галерею русских военачальников начнем рассматривать с наиболее старшего в тот момент по чину.

Федор Головин был представителем той дворянской среды, члены которой уже по праву рождения имели возможность претендовать на высокие должности. Но будущий сподвижник Петра I оказался рядом с царем не столько в силу привилегированного происхождения, сколько благодаря тому, что его интеллектуальные способности явно превосходили средний уровень людей его круга. Это обстоятельство оговаривают практически все иностранные наблюдатели из числа тех, кто знал Россию не понаслышке.

Например, секретарь австрийского посольства Иоганн Корб в 1698 г. отметил в дневнике «зрелый ум» Головина, чувствовавшийся даже в мимолетных разговорах. А английский дипломат Чарльз Уитворт, характеризуя Федора Алексеевича, весной 1705 г. доносил в Лондон: «…пользуется репутацией самого рассудительного и самого опытного из государственных людей государства Московского…»

В самом начале царствования Петра I Головин занимал пост воеводы и наместника Сибири. То есть являлся хотя и крупным вельможей, но все-таки весьма далеким от основного центра российской власти. Спустя же всего десяток лет он превратился в фактически главного управленца страны, руководя сразу тремя важнейшими приказами — Посольским, Ямским и Военно-морским, а также Оружейной, Золотой и Серебряной палатами.

Вместе с тем назвать Федора Алексеевича великим администратором нельзя. Во всяком случае, никаких заметных поводов для этого он не оставил. Самым главным его наследием российской историографией чаще всего называется институт постоянных представителей за границей. Или, проще говоря, регулярный обмен послами с дальними и ближними соседями, начавший организовываться по инициативе Головина. Но это деяние вряд ли заслуживает столь восторженных эмоций, поскольку боярин ничего не изобрел, а просто заимствовал в Европе то, что там уже давно считалось нормой.

Каким же тогда образом этот человек сумел завоевать и сохранить до самой смерти редкостное доверие и расположение царя? Скорее всего, главная причина здесь кроется не в выдающихся деловых и профессиональных качествах, а в том факте, что благодаря своему уму боярин понял и принял западнические реформы Петра Великого, став одним из немногих представителей старомосковской знати, который не за страх, а за совесть помогал монарху внедрять их во все области дремучего жизненного уклада страны.

Достаточно вспомнить, что он задолго до знаменитого государева указа добровольно сменил дедовскую боярскую одежду на модный европейский костюм. Что повергло в шок подавляющее число соплеменников независимо от их положения на иерархической сословной лестнице, поскольку подобные вопросы в таком консервативном обществе, как русское конца XVII столетия, относились к основополагающим моментам национального бытия.

Именно в силу огромной инерции замшелых московских нравов и обычаев реформа общественного устройства страны представляла собой столь трудновыполнимую задачу. Значительно облегчить ее решение могла бы поддержка Петра I хотя бы частью аристократии, игравшей важнейшую роль в феодальных отношениях тех народов, что входили в московское государство. Но заколдованный круг азиатского фундаментализма тем и страшен, что превращает все социальные слои в невежественную единую массу. Самостоятельно вырваться из нее способны лишь единицы. Одной из первых таких ласточек и стал Федор Головин.

Вообще слово «первый» по отношению к нему приходится писать часто. Оно применимо почти ко всем новинкам, внедрявшимся в московскую жизнь в первой половине петровского правления. Так, именно с Федора Алексеевича началось возведение недавних бородатых бояр в графы Священной Римской империи. В 1698 г. Петр в подражание цивилизованным странам учредил главный орден страны (святого Андрея Первозванного, названный так в честь небесного покровителя России). За последующие четверть века только 38 человек стали его кавалерами. А первым из них был премьер-министр — так вскоре начали именовать Головина иностранцы.

В качестве олицетворения данного поста он главным образом и вошел в историю Северной войны. Вместе с тем этот человек не остался в стороне и от дел, связанных с вооруженными силами. Он был непосредственным участником Азовских походов, а затем одним из руководителей создания регулярной армии и флота. Но поскольку практического боевого опыта и навыков полководца Федор Алексеевич не имел, а высочайшие звания генерал-фельдмаршала и генерал-адмирала стали его первыми военными чинами, полученными уже почти в 50-летнем возрасте, то свидетельствовали они в первую очередь не о достижениях боярина, а о той степени признательности, которую испытывал к нему царь-реформатор.

Поэтому Головин в период подготовки нападения на Швецию возглавил специальную комиссию, созданную в Преображенском для набора людей в «новоманирные» полки. На этой должности отсутствие знаний военачальника он компенсировал умением подбирать себе помощников из европейских военспецов, в очередной раз продемонстрировав способность быстро распознавать людей. После чего и один из самых важных аспектов своих реформ — руководство вербовкой западных наемников — Петр поручил бывшему сибирскому наместнику.