Теперь же здравый смысл подсказывает ему, что времени насладиться всеми дарами природы у него еще будет достаточно, а для того, чтобы наслаждение почувствовалось в полной мере, необходимо набраться сил и окончательно восстановить утраченное душевное равновесие. Влад сматывает удочки и шагает в направлении монастыря. Пара часов сна сделают из него человека, а клев бывает хорошим и во время вечерней рыбалки.

Монастырь уже проснулся. Семь утра, а жизнь кипит вовсю. Кто-то трудится на огороде, кто-то занят на кухне, кто-то работает в мастерских. Несколько монахинь в пристройке у ворот разбирают пришедшую накануне почту.

— Посылка для матушки Серафимы, — окликает одна из них Влада.

— Спасибо.

Гальперин берет коробку (она не тяжелая, но объемистая), механически смотрит на обратный адрес, изумленно пожимает плечами: «Америка?»

Матушка Серафима в келье вышивает узоры на полотенцах.

— Тебе посылка, — Влад ставит ящик и собирается выйти. Он — воспитанный человек. Весь в мать.

Смотрит на адрес и монахиня. Она не удивляется, чуть улыбается уголками губ и просит сына:

— Останься!

Вместе они распаковывают коробку. В ней аккуратно завернутые в специальную пленку в больших рамках под стеклами лежат две фотографии. «Станиславе Степановне Самохиной» написано на первом снимке, с которого ей тепло улыбаются, обнявшись, две известные женщины, две сестры: скрипачка и фотограф. На обороте, на картонной рамочке короткая надпись: «Спасибо. Надеюсь, психотерапевт мне больше не понадобится. Но моей дочери очень нужен дедушка». Второй снимок закрывает бумага, на которой указано: «для Влада». Гальперин в нетерпении отдирает листок. Перед ним та самая африканка. Надпись на обороте гласит: «Мне она больше не нужна».

— Ты так ничего и не скажешь мне, мама? — Звенья загадочного ребуса в голове Влада запутались еще больше.

— Скажу. — Женщина показывает на Алину: — Это твоя племянница.

Гальперин потрясенно молчит, потом утверждает, не спрашивая:

— И она об этом знает…

А Влад не знает, какой станет дальнейшая жизнь, не знает, как сложатся их отношения, не знает, что ждет его в будущем, но он твердо уверен в том, что он должен сделать здесь и сейчас. И он это делает: вынув из кармана мобильный, он бросает быстрый взгляд на часы, находит нужный номер в списке контактов и нажимает кнопку вызова.

— Так кто у вас там? — повторяет Маша свой вопрос.

Алина и Натали собираются ответить, но их опережает неожиданное громкое пение Мадонны:

— «…Think of me. It won’t be long before you think of me[28]…» — поет певица.

Все трое непонимающе переглядываются, и вдруг Алина вскакивает и начинает метаться по комнате, пытаясь обнаружить источник звука.

— Мой телефон, мой телефон, — лихорадочно повторяет она, вытряхивая содержимое сумочек, выдвигая ящики, сбрасывая со стульев вещи.

Дочь и сестра в недоумении наблюдают за ней.

— Ты поменяла мелодию? — решается спросить Натали.

— Нет!

— Тогда что это?

— Уведомление о вручении.

— Что?

Алина отмахивается. Она установила этот звонок на вызов лишь от одного человека.

— Да где же он, черт возьми?!

— Мам, он у тебя в кармане.

Алина замирает. Дрожащими пальцами она достает надрывающуюся трубку. «Только не отключайся! Только не отключайся!» Алина не знает, чем закончится разговор, не знает, как сложатся их отношения, не знает, что ждет ее в будущем, но она твердо уверена в том, что она должна сделать здесь и сейчас. И она это делает: нажимает кнопку ответа и приветливо говорит:

— Алло!