В ее сознании сверкнули другие значения руны. Она почувствовала злобу мачехи, испытываемую к нежеланному ребенку; ревность между сестрами, одной красивой и другой с богатым мужем, который позволял глазам смотреть туда, куда не следует. В голове прозвучало слово, произнесенное по-норвежски. Слатрвиф. Зарезанная жена. Руны выкрикивали и другие имена. Творец зла. Ведьма и чума на головы добрых людей.

С дерева, словно черный лист, упал ворон и подхватил ее палец.

— Я заплатила цену, — поспешила сказать она. — Я сотворила заклинание.

Птица взлетела и устремилась прочь, направив свой черный бесформенный полет к холму. Сперва Стилиана не обращала внимания на боль в руке. Она прижала край плаща к ране, чтобы остановить кровь.

Она наблюдала, как птица исчезает в тумане. Она отдала что-то, потому что чувствовала: это правильно. Она создала заклинание, но заклинание без цели. Иногда причина для сотворения магии была спрятана от самого заклинателя. Она знала это, видела, как это происходило с ее братом в Константинополе.

Она помнила Эррудию, рабыню, научившую ее обрядам и магии Гекаты.

— Магию нельзя записать, это не рецепт, а загадка.

Она сделала то, что считала важным, она знала — одна жертва обеспечивала другую.

Стилиана держала свою окровавленную руку и размышляла, достаточно ли она отдала, и если достаточно, то что, возможно, получит взамен.

В отдалении она увидела около сотни всадников, скачущих с востока под предвещающим бурю солнцем, несущих оружие, несущих смерть, несущих кровь.

С болота на нее смотрели восемь мертвых женщин. Фрейдис сглотнула. Руны опять появились в ее сознании и, словно лягушечья икра в пруду, плавали по краям поля зрения, если смотреть в небо.

Она побоялась использовать руны прямо здесь. Она ощутила притяжение, которое они испытывали к измазанным торфом женщинам, что стояли полукругом с жуткими огненно-черного цвета копьями в руках. Казалось, что на самом деле они не материальны. Призраки в тумане. Размытые дождем тени.

Неожиданно из Фрейдис заструился свет рун, и она увидела Толу уже новыми глазами. Гибкий, покрытый волнистой шерстью, растянувшийся во всю длину волк обернулся вокруг нее, словно змея. Это был волк? Или какой-то знак, образованный упавшим на царапину лучом света? Это было важно, реально, даже более реально, чем воины, бросившие ее на влажную траву, севшие ей на руки, связавшие и потащившие ее куда-то.

Небо казалось сейчас бескрайним, молнии — фиолетовыми, темные тучи — пятнами крови на поверхности воды. Тусклый свет сумерек не менялся, не угасал. Здесь, на этом холме, всегда светило солнце, никогда не случались закаты.

Удар ботинком в живот. Мужчина кричит на нее. Она подумала, что ее спрашивают, была ли она одна или у нее имеются сообщники. Такие вопросы задала бы она. Ее кожа, казалось, превратилась в кору дерева. Она как будто спряталась внутри ствола и, ощущая удары, тем не менее оставалась равнодушной к ним.

Стилиана все еще была внизу, в долине, спрятавшись в жидкой рощице. И Фрейдис нужно преуспеть в выполнении задания ради своей госпожи. Но присутствие женщин из болота сбивало ее с мыслей. Руны требовали внимания, хотели появиться перед теми женщинами и тем самым лишали ее рассудка. Она видела себя во главе армии призраков, этих орд с полусгнившей кожей, выкопавших себя из могилы, чтобы следовать за ней. Они могли и вправду появиться, заговори она с рунами.

Она двинулась вперед, к Толе, но мужчины удержали ее. На самом деле она едва ли видела их, они были словно видения во сне, эти сдерживающие ее силы, которые только укрепляли желание идти вперед. Удары посыпались на нее, и от этого руны загорелись еще ярче. У Фрейдис появилась странная мысль о том, что руны были вином, а она — виноградом. И они пытались выбить их из нее.

— Все вороны собрались, готовы пировать.

— Все вороны собрались.

Воздух наполнился звуком хлопающих крыльев. Перед ее взором мелькали тени, только два ворона взмахнули крыльями позади большого норманна.

Мертвые сестры запели:

Как же это вы, вороны, — откуда вы пришли,

С окровавленными клювами, с лучами утренней зари?

Запах мертвечины с собою принесли,

И когти ваши острые в высохшей крови.[12]

У одного из воронов в когтях что-то было. И это нечто, злобно сверкающее в лучах штормового солнца, вызывало у нее ужас.

— Нет! — закричала Фрейдис, но женщины продолжали петь.

Птица встрепенулась, клюв ее был красен, когти красны.

Предмет упал перед ней на землю. Это был палец, и на пальце было кольцо с печатью Стилианы.

— Выбирающие смерть.

— Выбирающие мертвых.

— Нам никто не рад.

— Мы тайные сестры копья.

— Я выбираю убитого, во имя Одина.

— Я выбираю убитого, во имя Одина.

— Бог находится в воде.

— Король Смерти в воде.

— У него есть то, что нужно тебе.

Фрейдис, не выдержав, закричала:

— Мне нужна только госпожа!

— У него есть то, что нужно тебе.

— Иди к воде.

— Поднеси к воде руны.

— Верните мне Стилиану!

— Она встанет рядом с нами.

— Нет!

— Кто-то должен стоять рядом с нами.

— Я встану! Я!

— В воде находится смерть.

— Иди к воде, где лежит бог.

— Возьмите меня к воде, где лежит бог! — закричала Фрейдис. Жируа посмотрел на Толу и на ломаном английском сказал:

— Где магия? Сначала ты.

— Вдоль расщелины, — ответила Тола.

— Нет. Это ловушка, — заявил Жируа. — Ты сбежишь или убьешь нас.

Фрейдис призвала руну Кеназ и зажгла ее свет над головой Жируа.

— Я несу магию, я несу руны, — сказала она. — Моя госпожа умерла, и я присоединюсь к ней в смерти. Руны теперь ваши. Я — слуга, я низменная женщина. Им лучше идти к вам, милорд.

Жируа кивнул.

— Очень хорошо, — сказал он. — Иди за англичанкой. Давай это закончим.

Когда все услышали, что к ним приближаются английские всадники, Тола, умеющая слышать песни сердца, в которых люди выглядели как их искренние воспоминания и видения в зависимости от нрава, почувствовала беспокойство Жируа.

Норманны заволновались, и было видно, что они напуганы. Они решили, что всадников слишком много, чтобы ввязываться в бой. Тола подумала, что норманны в меньшинстве, приблизительно два к одному. Жируа успокаивал своих людей. Они находились на высоте, у них были луки.