периодического посещения местного клуба, даже от участия в обычных для него делах церковной общины. Каждый день он подолгу сидел на втором этаже дома, у окна в комнате, которую постоянно и неизменно называл «логовом», причем не «моим логовом», а просто – логовом. Отсюда открывался особенно красивый вид на луга и холмы, и эту комнату он отметил особенной любовью с тех пор, как унаследовал дом. Внизу, под его окном, футах в восемнадцати, блестела отполированной каменной плиткой терраса.

Лето в этом году не удалось. Несмотря на все усилия садовников, устроенные перед домом обширные клумбы с чудесными цветами не радовали глаз, лежали пыльные и безжизненные. Трава пожухла, и пришлось местами менять газон кусками – неимоверные расходы! И все это было не из-за недостатка воды. Мистер Бамберли подумывал пригласить эксперта-почвоведа, который определил бы причины оскудения земли – произошло ли это вследствие отсутствия солнца, или же дело в самой почве? Правда, сейчас ему было не до этого.

Не радовали и когда-то роскошные кусты, формирующие живые изгороди: на листьях появились серые пятна размером с десятицентовую монету, а цветы опадали, не успев раскрыться.

А за всем этим безрадостным пейзажем вставали горы, укрытые бледно-серой дымкой. Да, синего неба в нынешнем году мистер Бамберли и не видел. Разве что только из иллюминатора самолета.

Полнейший упадок сил. Ощущение было такое, будто его избили бейсбольной битой. Не хотелось ни стоять, ни сидеть, ни лежать. До недавнего времени за всю свою долгую жизнь мистер Бамберли побывал на похоронах всего нескольких человек: своей бабушки, родителей и, конечно, совсем недавно – на похоронах Нэнси Торн. Теперь, совершенно неожиданно, к этому списку добавилось еще шестьдесят три человека. Массовые похороны! Ужасно!

Хуже всего было то, что у ворот кладбища похоронный кортеж встретился с огромной толпой, которая присоединилась к процессии. Подсчитав количество вновь прибывших, полиция сообщила, что таковых было около двух тысяч – в основном жители Денвера и слушатели Академии военно-воздушных сил. Они стояли вдоль обочины дороги, по которой шел кортеж, и громко славили Джейкоба Бамберли. С собой они принесли флаги и транспаранты, на которых было начертано: «ДОЛОЙ ООН»! и «РУКИ ПРОЧЬ ОТ АМЕРИКИ!».

Чуть позже кто-то возжег на братской могиле ритуальный крест.

Кроме того, офицеры из юридического департамента вооруженных сил, собиравшие свидетельства очевидцев, люди из ФБР, велеречивый юрист-республиканец, выступавший в роли полномочного представителя губернатора штата, а также сам губернатор, которого юрист частенько встречал на благотворительных обедах, а еще сенатор Хоуэлл, который вообще к делу имел самое косвенное отношение, но с удовольствием занимал места во всевозможных комитетах, и который заявил, как он «рад» (миль пардон, нецензурщина), что майор Адвоусон наконец получил то, что так долго искал, и, конечно же, это он, майор, самолично добавил яд в «нутрипон» после того, как ему за это заплатили «Тупамарос», и…

Все они спрашивали – а где же Мод?

Понемногу шумиха улеглась. Конечно, все это должно было занять некоторое время, как он объяснял своим приемным сыновьям, когда они задавали вопросы, но, главное, что должен был, в конце концов, сказать свое веское слово закон. В нашей стране существует великая традиция осуществления закона и обеспечения порядка, как он говорил, идущая еще от английского общего права, которому уже более тысячи лет. Если кто-то виновен во всех этих смертях, он должен быть наказан.

Что же касается Мод…

Конечно, все дело в стрессе, вызванном нервным перенапряжением, как сказал доктор Халперн, и он не стал бы придавать особого значения тому, что она теперь все время проводит в своей комнате, предпочитает и есть, и спать в одиночестве, а еще отказывается приветствовать мужа, когда случайно его встречает.

Однако пришло время положить конец этому фарсу. В конце концов, сегодня особый день! От прадеда к деду, а от деда к отцу Джейкоба Бамберли пришла эта традиция, и он не собирается ее нарушать. Четвертого июля он встал с рассветом, чтобы поднять флаг, а все мальчики, за исключением Корнелия, пришли, чтобы участвовать в церемонии. Позднее, за завтраком, появились подарки: для младших – копии кольта «Миротворец» и ножей «боуи», а для старших – факсимиле Декларации независимости, Билля о правах и Геттисбергского обращения. Затем должен был состояться торжественный ланч, во время которого отец семейства (как когда-то и его отец, и отец его отца) обратится к членам семьи и домочадцам с маленькой проповедью, относящейся к значению этого праздника, а днем они будут слушать по ящику Президента, после чего, уже ближе к ночи, устроят фейерверк – все к нему было готово благодаря усилиям бригады рабочих, которые, как и в прошедшие годы, развернули на газоне перед домом все необходимые пиротехнические устройства.

В половине первого мистер Бамберли проглотил двойную дозу транквилизатора из бутылочки, которую ему дал доктор Халперн, и проследовал в гостиную.

Мод уже сидела на своем месте – впервые после нескольких недель отсутствия. Просияв, он поцеловал жену в щеку (она вздрогнула) и двинулся к своему похожему на трон креслу, по пути приветствуя каждого мальчика в отдельности. В гостиной царило некоторое напряжение, но, вне всякого сомнения, вскоре оно должно развеяться.

Заняв свое место, он взглянул на Кристи, которая занимала свою позицию у буфета, где стояли блюда с салатом, и молитвенно склонил голову.

– О, Господь наш всемогущий… – начал он.

– Нет, Джейкоб! – услышал он вдруг голос Мод и, удивленный, посмотрел на жену. Та, нахмурив брови, вглядывалась в его лицо, словно видела в первый раз в жизни.

– Нет, Джейкоб! – повторила она.

Впервые после дня их свадьбы она назвала его не Джек, не дорогой, а Джейкоб.

– У тебя кровь на руках, – сказала Мод. – Я сама прочитаю молитву.

– Что?

– Ты убил сотни, может быть, тысячи ни в чем не повинных людей. И тебе не подобает читать молитву.

Словно бомба взорвалась в голове мистера Бамберли.

– Мод! Ты сошла с ума? – спросил он.

И тут же вспомнил, что слугам не пристало быть свидетелями ссоры между хозяевами, а потому резким жестом отправил Кристи из гостиной. Но не успела та выйти, как Мод заговорила вновь.

– Все не так, Джейкоб! Наоборот, я прозрела. Я поняла, почему мы никогда не видим на нашем столе еду, которую ты изготавливаешь на своей ферме. Я не зря сидела взаперти. Я читала. И я узнала, что ты сделал с теми людьми, которые живут в Африке. И в Гондурасе. И с теми, которые были похоронены на прошлой неделе. Я поняла, что Хью говорил правду о тебе и твоих делах.

Мистер