Рыцарь скрылся за дверью и вскоре вновь появился, делая мне знак входить.

Ллевелин сидел на том самом высоком кресле, обложенном резными пластинами моржового клыка, на котором он с таким величием отвергал королевские венцы Камбрии и Нортанумбрии, объявляя себя несгибаемым защитником прав Пендрагонов на британский трон. Исходя из сведений, полученных от поверженного принца Гвиннеда, его вполне можно было понять. Полугерцог, полу невесть кто, сирота с двух лет, получивший права благороднорождённого по своевольному приказу короля Утера и заслуживший славу, богатство и положение близ его сына Артура, конечно же, как нельзя близко принимал оскорбления, чернившие род, которому он был обязан всем. Всё было более чем логично, но существовало фальшивое пророчество, а стало быть, вся простота и логичность подобного объяснения сводились на «нет».

Ллевелин сидел на своём троне, угрюмо глядя исподлобья на всех и вся, находившихся в зале. На левой руке его была надета толстая кожаная перчатка, используемая обычно сокольничими. На ней, нахохлившись и странно булькая при дыхании, сидела хищная птица в колпачке и с бубенчиками на лапе. «Линялый исландский сокол, – вглядевшись, определил я. – Стоит примерно столько, сколько в наши времена небольшой спортивный самолёт». Герцог поглаживал любимца пальцами по груди и тот о чём-то жалобно вещал ему, щёлкая крючковатым клювом.

– Вот, Торвальд, сокол заболел, – наконец произнёс Ллевелин после долгого молчания, словно лишь теперь заметил моё присутствие.

– Милорд, – поклонился я, – есть прекрасное средство.

– Какое же? – герцог внимательно посмотрел на меня, точно ожидая, что я одним лишь словом излечу пернатую тварь от хворобы.

– Следует взять горячего вина и, смешав с толчёным перцем, влить смесь в глотку соколу. Затем держать птицу до той поры, пока она сию смесь не проглотит.

– Перец, – усмехнулся Ллевелин. – Невзирая на то, что сия пряность, приходящая к нам из счастливой Аравии, стоит дороже золота, я испробовал этот рецепт. И, как видишь, не помогает.

– Тогда, быть может, попробовать по-другому? Воду с содой для стирки след смешать с золой виноградной лозы и так же влить в глотку соколу. Когда же он проглотит смесь, надо предложить ему съесть ящерицу, и излечится он.

– Разве ящерицу, а не ужа? – удивлённо вскинул брови Страж Севера. – Странно, я слышал, что есть надо ужа. Что ж, попробуем с ящерицей. Хотя, – он тяжело вздохнул, – с ужом не помогло.

– Ну, если так, – я набрал в грудь воздуха и нахмурился, будто старательно что-то обдумываю. – Есть ещё один способ. И хотя сам я лично не опробовал его, человек, от которого я о нём слышал, божился, что таким образом можно вернуть птицу едва ли не из бездны Тартара.

– Я слушаю тебя, Торвальд.

– Необходимо взять четыре куска сала, обмазанного мёдом и посыпанного металлическими опилками, и вложить их в глотку соколу. Поступать так следует три дня, исключая любую другую пищу. На четвёртый же день дайте ему проглотить небольшого цыплёнка, предварительно напоив оного большим количеством вина. После этого необходимо растереть птице грудь горячим молоком, расположившись поближе к огню, а потом кормить до полного выздоровления воробьями и другой мелкой пичугой.

– «Ну, Капитан, ты крут!» – раздался на канале связи восхищённый голос Лиса.

Общаясь с Ллевелином, Ланселотом и иными подобными фигурантами по нашему делу, я имел обыкновение держать связь активизированной, чтобы мой напарник был в курсе происходящего. А с недавних пор и не только он. Лис, почитавший процесс расквартирования не менее священным, чем правоверные адепты Пророка намаз, явно оглушённый моими познаниями, спешил излить на мою голову бочку своего восторга, естественно, не забывая оставить в ней немалую ложку если не дёгтя, то уж точно перца.

– «Обалдеть не встать! Просто какой-то кладезь знаний среди бушующего океана невежества! Ежели в тебя ткнуть остро отточенной лопатой, в мир забрызжет, я бы даже сказал, зафонтанирует неиссякаемый поток полезных советов. Я уже ясно вижу эту картину! Толпы страждущих подставят свои пустые котелки… Кстати, отец родной, скажи, пожалуйста, шо с нами произойдёт, ежели вдруг герцогская птичка издохнет, обожравшись металлической стружки, пусть даже с салом в шоколаде?»

– «Да не должна бы», – с сомнением в голосе воспротивился я. – «Вороны вон гайки глотают. Страусы, те и подавно, гвозди, ножницы и прочий железный хлам. Они без этого пищу переваривать не могут». – Я задумался, напрягая свои скудные познания в орнитологии. – «Нет, не должна бы. Ну а если вдруг что, все вопросы к Мишелу Пастуро. Все рецепты взяты из его книги „Повседневная жизнь Франции и Англии во времена рыцарей Круглого Стола“.»

– «Ну что ж», – хмыкнул Рейнар, – «надеюсь, в случае чего, ты успеешь прошептать это заветное имя перед тем, как Ллевелин отдаст команду отрубить нам головы».

– Очень интересный способ. Возможно, действительно поможет. Ладно, – он передал сокола поджидающему наготове сэру Мерриоту, – отнеси птицу, да вели сокольничим исполнить всё, что ты здесь слышал.

– Передам всё от слова до слова. – Рыцарь склонил голову и принял перчатку с птицей.

– Каковы успехи посольства, дружище Торвальд? – герцог вперил в меня тяжёлый немигающий взгляд, напряжённо следящий, чтобы собеседник, не дай бог, не покривил душой даже в самой малости.

– Ланселот шлёт тебе поклон и привет, почтеннейший Ллевелин. Он отверг посулы и уговоры феи Морганы и принял твоё предложение выступить разом.

– Прекрасно. – Губы Стража Севера сложились в жёсткой улыбке. Наверняка пред его внутренним взором сейчас стояла картина захлопнувшегося капкана, в котором бьётся ненавистный Мордред вместе со своей дорогой мамашей.

– Особенную же рьяность в заключении с тобой военного союза показал славный сэр Борс, могучий король редонов. Во многом именно его речи склонили Ланселота и его военачальников идти вместе с тобой на Мордреда.

– Памятуя о том, каким громовым голосом он произносит сии речи, я нимало тому не удивлён, – усмехнулся герцог. – Но при случае следует изъявить ему свою благодарность. Подумай, дорогой Торвальд, как бы мы смогли это сделать, чтобы, не дай бог, не задеть его гордость.

– Обязательно подумаю, – пообещал я. – Позволите мне продолжать?

– Конечно, друг мой, конечно! Ты приносишь мне такие прекрасные новости и спрашиваешь, можно ли продолжать? Я прошу тебя, Торвальд, если есть ещё столь же радостные известия, расскажи мне об этом без промедления! Я весь обратился в слух.

– Когда мы прибыли в Эборак, – начал своё повествование я, – то застали Ланселота в глубокой печали. Он собирался сложить с себя бремя вождя и уединиться в родных землях.

– Что же так огорчило моего друга Ланселота? – встревожился собеседник. – Надеюсь, он не болен?

– Телесно он здоров, как и прежде. Но в сердце его кровоточит рана.

– «Сердечный геморрой», – тут же поспешил вставить Лис. – «Гвиневера сбежала в чужие края, меня поменяла на монастыря. То есть на монастырь, конечно».