— Я бы не сказал, что в Америке больше нет лидеров, — замечает Бейкер.

«Ах, мистер Бейкер, — думает Хартман, — я только что заманил вас в ловушку, а вы и не заметили».

— Вы из Техаса, — продолжает он, обращаясь к обоим. — Что вы скажете своему сыну, если его сбросит лошадь? Вы скажете, чтобы он снова сел в седло. А если он ответит: «Нет, папа, это не для меня. Лучше я поступлю в балетную школу», вы наверняка сделаете все возможное, чтобы он таки оказался в седле. Я в этом даже не сомневаюсь. Вы нужны Америке, господин президент. Вы нужны ей для того, чтобы она снова оказалась в седле. — Проверка. Слишком грубо? Нет. В самый раз.

«Ну что ж, мистер Бейкер, — думает Хартман, — вот вы и попались. Теперь вы знаете, где расположена моя артиллерия».

— Я читал записку Ли. Мы все ее читали. И теперь я хочу вам кое-что сказать: если бы речь шла только о выборах, я бы никогда за это не взялся. Я бы не стал рисковать жизнью ни одного американского парня ради чьего-то переизбрания. Да и вы бы наверняка этого не сделали, господин президент. Вы знаете, что такое война, и вы честный человек.

«Этот сукин, еврей круто загибает», — думает про себя Бейкер.[91]

— Однако дело не в этом, — продолжает Хартман. Даже если он и догадывается, о чем думает Бейкер, похоже, это его нисколько не волнует. — Америке нужна война, чтобы она вспомнила о том, что такое победа. Следующее поколение лидеров должно быть испытано в битвах, оно должно научиться побеждать и обрести уверенность в своих силах. Если вы садитесь за покерный стол и каждый несмышленыш догадывается, что вам страшно, он будет блефовать, обыгрывая вас раз за разом, пока не разденет догола. Люди, противостоявшие Советскому Союзу — самой мощной военной державе, обладавшей ядерным оружием, — были победителями. А что, если на ваше место придет еще один Джимми Картер? Тогда Америка снова начнет отступать перед аятоллой, наркодилерами Южной Америки, гангстерами и Каддафи.

И больше всего меня пугает, господин президент, что следующее за вами поколение склонно вернуться к миротворческой политике. Вы должны спасти нас от этого, господин президент.

— Без мыла влезет, — замечает Бейкер. Время от времени он любит пользоваться техасскими изречениями — это дает ему ощущение того, что он говорит с народом на одном языке. Однако на самом деле он даже не скрывает уважительной нотки в своем голосе. Он уже понимает, что если Хартман и Бит сумеют не испортить оставшуюся часть презентации, то их предложение явно получит шанс на существование. И снова эта чертова записка Ли Этуотера обретет право на жизнь. Была ли она результатом гениального прозрения политика, обладавшего обширными историческими познаниями, или всего лишь бредом сумасшедшего, страдающего манией величия?

Наступает время изложения сюжета, и Хартман передает бразды правления Биглу, который спокойно и просто излагает историю, как делал бы это, разговаривая с каким-нибудь продюсером, живущим между валиумом, кокаином, неотступным страхом, что он лишится работы, если не примет решения, и изматывающим чувством, что любое принятое им решение может стоить ему работы.

Сюжет таков.

«Все начинается со вторжения. Внезапного. Неожиданного. Ничем не спровоцированного. Танки пересекают незащищенную границу. Это вторжение не имеет никаких оправданий ни с точки зрения нравственности, ни с точки зрения норм международного права. Завоеватели — настоящие варвары. Они совершают зверства по отношению к женщинам, детям и частной собственности. А их вождь — истинный Гитлер. Новый Гитлер.

За последние годы многих людей называли Гитлерами. Но они вершили свои бесчинства в собственных странах. Этот же стремится к завоеваниям. И это нашествие — только начало.

Однажды нам уже не удалось разобраться, и тогда мы говорили: „Это не нашего ума дело". Мы сидели и ждали, пока противник не разбомбил Пирл-Харбор. Теперь мы не можем себе этого позволить. Потому что у нас есть лидер, воспринявший уроки истории. Если бы мы остановили Гитлера в Чехословакии, а японцев в Маньчжурии, то не было бы Второй мировой войны. Теперь это не пройдет. И мы не будем заниматься миротворческой политикой.

Мы собираем союзников: Англию, Францию и Россию, — мы снова вместе. Мы встаем на защиту демократии, правопорядка и неприкосновенности государственных границ. Мы даем приют правительству в изгнании. На этот раз нас поддерживают даже немцы и японцы. И все остальные мелкие страны. А также ООН. Сердце наполняется гордостью, когда видишь все эти развевающиеся флаги разных стран, вставших на борьбу с тираном.

Весь мир понимает, что завоеванная страна не более чем дворняжка в мировом сообществе. И не важно, насколько мы превосходим нового Гитлера, — мы сражаемся за права этой дворняжки. Мы сражаемся за дворняжку.

Следующая стадия — консолидация сил.

Мы собираем свои и союзные войска. Хотите соглашайтесь, хотите нет, но я думаю, что мало кто в состоянии противостоять нам дольше, чем Панама или Гренада. Поэтому одним из основополагающих пунктов для нас является безопасность. Смертей будет не больше, чем дома на выходных. Меньше всего нам нужны мешки с трупами, которые неделя за неделей будут заполонять экраны телевизоров, и мы этого не допустим. Однако за то время, которое уходит у нас на консолидацию сил, мы показываем, какими сильными и опасными являются наши противники. Мы рассказываем о том, какая нам предстоит сложная задача. Сколько мужества и героизма потребуется для того, чтобы справиться с этим фанатичным, оголтелым, опытным и хорошо вооруженным врагом.

Моделью для этой войны является Суперкубок. Эти соревнования требуют длительной подготовки, даже не считая игр плей-оф. Для формирования соответствующего имиджа требуется по меньшей мере две недели, то есть триста тридцать шесть часов. И все это ради часовой игры.

И вот наступает эта большая игра. Мы вступаем в страну и наносим поражение противнику. За один час. Как в регби. Мы возвращаемся домой. Все кончено. И устраиваем парад победы».[92]

Хартман, для того чтобы помочь сделать Биглу сэгуэ к следующему этапу, говорит:

— А теперь давайте сделаем паузу и поговорим о реальных вещах. Удастся ли нам соединить все эти элементы — Гитлера, Польшу, союзников и уверенность в победе? — словно это и есть разговор о реальности.

Бигл смотрит президенту в глаза. Он не торопится отвечать. Собеседников надо убедить в том, что все хорошо продумано, предусмотрено и не предполагает ковбойского наскока.