В течение многих лет он почти не покидал своего квартала, где пользовался всеобщим уважением. Познакомившись с музыкантом Аженором Гомесом, доктор Теодоро вступил в любительский оркестр, где, кроме него, играли врачи, инженеры, адвокаты, судьи, приказчик и два лавочника. Они собирались по воскресеньям то у одного, то у другого и исполняли свои любимые сочинения.

При молодом хозяине аптека снова стала процветать, и за доктором Теодоро укрепилась слава порядочного и хорошего человека.

Немало девушек на выданье обхаживали фармацевта, но он оставался верен своей клятве и ни одну из них не обнадежил, считая себя не вправе зря отнимать у них время. Всю свою нежность и внимание он приберегал для парализованной матери — дарил ей цветы, шоколадные конфеты, изящные сувениры и даже преподнес сонату, сочиненную маэстро в знак уважения к этой взаимной преданности: «Вечера материнской любви в Итапажипе».

Когда бывший владелец аптеки умер, так и не поправившись, доктор Теодоро разрешил все имущественные проблемы, словно был близким родственником осиротевшей семьи. Возможно, именно поэтому вдова бывшего владельца надумала женить его на своей младшей дочери, весьма легкомысленной девице. К счастью, обет доктора Теодоро еще оставался действительным, иначе не уйти бы ему от настойчивой вдовы и ее притязаний на его свободу. Она уже обращалась с Теодоро так, словно была его тещей. Всерьез встревоженный фармацевт увидел для себя лишь один путь к спасению: изъять свою долю и раз и навсегда распроститься с аптекой.

Как раз в то время, когда доктора Теодоро мучил вопрос, куда вложить освободившиеся деньги, один его знакомый (уже небезызвестный нам Розальо Медейрос, который чуть было не задавил дону Розилду на улице Чили да еще обругал при этом) посоветовал обратить внимание на процветающую и выгодно расположенную аптеку, являвшуюся предметом споров между наследниками. Человек, имеющий деньги, может там сделать неплохой бизнес.

Доктор Теодоро послушался совета и приобрел две из пяти долей наследства, расплатившись частично наличными, частично векселями. Таким образом, он стал компаньоном довольно солидного предприятия и собственником. Сначала ему трудно приходилось: надо было перезакладывать векселя под высокие проценты, но в этих затруднениях немалую поддержку оказал ему банкир Селестино, которому порекомендовал фармацевта один из любителей-музыкантов — доктор Венсеслау Пирес де Вейга, одинаково виртуозный скрипач и хирург Банкир, сразу поняв, что имеет дело с серьезным человеком (а он никогда не ошибался), научил доктора Теодоро операциям с векселями, тем самым значительно облегчив его положение.

Аптекарь вел очень скромную жизнь, тратился только на сиделку для матери, на свои занятия музыкой да раз в неделю посещал Тавинью Манемоленсию. И приблизительно за год до того, как доктор Теодоро заинтересовался доной Флор, он выкупил последний вексель.

Теперь доктор Теодоро стал совладельцем большой аптеки в центре города, на Кабесе. И хотя ему принадлежали лишь две пятые капитала, он был полным хозяином в деле, ибо братья не ладили между собой и переступали порог аптеки только затем, чтобы попросить денег.

Откровенно говоря, доктору Теодоро следовала гораздо большая часть прибыли, поскольку своим неутомимым трудом он способствовал популярности предприятия. Впрочем, он и не сомневался, что рано или поздно сумеет приобрести остальные доли. Пока ленивые братья проматывали в кутежах остатки наследства, доктор Теодоро завоевал почет и уважение жителей квартала, в том числе и кумушек.

Когда уже сорокалетним холостяком он появился на Кабесе, облаченный в безупречный темный костюм, серьезный и солидный, кумушкам, которые отдали должное его знаниям, тут же стали известны малейшие подробности его жизни: как он кончил университет благодаря самоотверженности матери, как полюбил играть на фаготе, лишившись других развлечений по вечерам; особенно растрогала их клятва доктора Теодоро, отказавшегося от женщин ради парализованной матери.

Дотошная дона Динора даже побывала на Итапажипе и поговорила с сиделкой, которая возила мать доктора Теодоро в кресле-каталке. После чего сыновняя преданность аптекаря получила единодушное одобрение кумушек, и они оставили его в покое.

Свыкнувшись с мыслью, что доктор Теодоро не может жениться, они не учли важной перемены, происшедшей в его жизни несколько месяцев назад: мать доктора Теодоро скончалась, освободив сына от рокового обета, которому он оставался верен более двадцати лет. Теперь он мог вступить в брак, однако кумушки по-прежнему не сплетничали о нем, настолько за ним укрепилась слава порядочного человека.

Каково же было их изумление, когда распространилась новость, будто аптекарь интересуется доной Флор! Ах, плут! В полной боевой готовности заняли они наблюдательные посты между аптекой и кулинарной школой «Вкус и искусство». Под перекрестным огнем их взглядов доктор Теодоро, будто скованный, шел мимо окон доны Флор, которая отвечала вежливой улыбкой на низкий поклон вздыхателя. Ах, плут, ах, притворщик! Глаза сплетниц так и загорелись.

Все еще продолжая жить в Итапажипе, теперь он не торопился на трамвай, когда закрывались двери аптеки: его уже не ожидала нетерпеливая и больная мать. Доктор Теодоро завтракал и обедал в ресторане португальца Морейры, прогуливался по Кабесе, Масиэлу, Содре — его словно магнитом притягивал дом вдовы. Он держался на почтительном расстоянии, не досаждал своим присутствием доне Флор, но как можно оставаться скромным и сдержанным, если на каждом шагу наталкиваешься на кумушек и выслушиваешь ехидные намеки доны Диноры?

Доктор Теодоро, не умевший лицемерить и притворяться, чувствовал себя не в своей тарелке; ситуация становилась для него невыносимой. Дона Норма заметила это.

— Жаль беднягу…

— Да — улыбнулась дона Флор.

— Пора положить этому конец… Уж я постараюсь…

Дона Норма решила откровенно поговорить с влюбленным фармацевтом и сразу внести в дело ясность. Дона Флор не скрывала, что относится к нему с интересом, хорошо о нем отзывалась и неизменно оказывалась у окна, если он проходил мимо.

— Поговорю с ним…

— Ты что, с ума сошла? Подумает еще, что я тебя подослала, что я легкомысленная женщина и навязываюсь…

— Не глупи… И во всем положись на меня…

Но дона Норма так и не успела взять на себя инициативу: тем же вечером взволнованная дона Флор примчалась к ней домой. У нее в руках было несколько листков дорогой голубой бумаги с золотым обрезом и благоухающих сандалом, которые содержали признание в любви, сделанное в самых изысканных выражениях на отличном португальском языке. Подробно описав свое финансовое положение и свои достоинства, доктор Теодоро, преисполненный самых честных и благородных намерений, выражал полную готовность положить к стопам доны Флор все, чем он располагал. Послание было пронизано самой пылкой любовью, но не выходило за рамки дозволенного.

— Он великолепен!.. — воскликнула дона Норма, жадно проглотившая письмо. — Просто чудо!

Если первый брак доны Флор был совершен наспех, без обычных в таких случаях церемоний, то второй состоялся по всем правилам и даже с некоторой помпой. Она не была обручена с Гулякой, свадьбу отпраздновали кое-как, торопясь с помощью государства и церкви вернуть невесте если не невинность, то хотя бы доброе имя.