– Я больше не хочу ничего знать! – сказал он.

– Отчасти я понимаю, что ты чувствуешь, – признался Баннус, теперь принявший форму усеянной звездами урны. – Я – то, что люди Земли именуют киборгом. Я был создан примерно четыре тысячи лет назад из полуживых мозгов умершей Пятерки Правителей. Пять различных образцов мозга – не так-то просто их скоординировать и приспособить друг к другу. Соединение их между собой, а потом соединение частей человека с машиной вызвали у меня почти такую же боль, как та, что ты сейчас испытываешь. Пусть тебя приободрит мысль о том, что я это пережил и не сошел с ума. Потом, как и ты, я провел много времени в подавленном состоянии, когда мне разрешалось работать только охранником. Судя по моим ощущениям, тебя, наверное, просто разрывало от ярости.

– Да, – подтвердил Мордион. – Хуже всего, что меня заставляли быть таким почтительным.

– Странно, что ты выделил именно это! – удивился Баннус.

– Думаешь, легко, если тебя тошнит всякий раз, когда хочешь над кем-то посмеяться? – фыркнул Мордион.

– Понимаю, – согласился Баннус. – Подозреваю, что ты мне не веришь, но я говорю правду. Я веками обещал себе эту шутку, которую сейчас разыгрываю. Иначе я позволил бы себе сгнить на корню. Опять-таки, подобно тебе, я все еще в крайне подавленном состоянии. Тебя против воли удерживают в поле моих действий. Меня держит в осаде – и манипулирует мною! – Лес.

– Лес? – Мордион и вправду был изумлен.

– Лес! – повторил Баннус. – Лес держит меня в своем поле. До какой-то степени Лес сам находится в моем поле. Меня поместили в Лес, и с течением веков наши поля начали смешиваться. Возможно, я повлиял на то, чтобы этот Лес стал оживленнее многих других, но факт остается фактом: я в его власти.

– Не понимаю, – признался Мордион.

– Лес, – продолжил объяснять Баннус, – является, как и все прочие леса в этой стране, а может, и леса по всей Земле, частью Великого Леса, некогда покрывавшего всю эту территорию. Если его слегка к этому подтолкнуть, Лес образует свое тета-пространство и снова становится Великим Лесом. Спроси любого землянина. Каждый здешний житель расскажет тебе историю, как ему доводилось блуждать в трех соснах. Он мог слышать шум машин на дороге, но самой дороги не было, а звуки за его спиной издавал огромный зверь, ползущий через мелколесье. Это и есть Великий Лес. Тебе легче справиться с Лесом, чем мне, потому что он волшебный.

– Можешь ли ты хоть немного им управлять? – поинтересовался Мордион.

В мелодичном голосе Баннуса послышалась самая настоящая горечь.

– Я могу только идти с ним на компромисс. Это просто смешно. Я, способный получать информацию со всей Галактики, не могу наладить общение с Лесом. Он безмолвен, но его воля почти так же сильна, как твоя. Мне оставалось только усваивать – методом проб и ошибок, – что он позволит мне, а что нет. Бо́льшая часть происходящего здесь, включая твой нынешний облик, – следствие желаний Леса.

– Но твое поле, конечно же, гораздо шире, чем поле Леса, – вежливо предположил Мордион.

– Безусловно, – согласился Баннус. – Было весьма удобно считать, что тета-пространство Леса принадлежит мне, тогда как мое тета-пространство гораздо шире и более тонкое. Только не говори мне, что ты сам не проделывал таких штук. Ты приложил много усилий, чтобы казаться абсолютным Слугой, но я-то вижу: ты почти полностью защитил одну часть своего сознания от обучения, которое тебе пришлось пройти.

– Я просто искал путь к свободе, – объяснил Мордион. – Хотя, наверное, это помогло мне сохранить рассудок, насколько это было возможно.

И тут он оказался пригвожден к самым острым светящимся точкам из всех.

«Я буду свободен!» – поклялся он себе после смерти Белли. Голос Девочки в его голове во всем его поддерживал: «Конечно, ты будешь свободен! Ну давай же!» Мордион крепко держался за ту часть своего сознания, где звучал этот голос. Он сумел убедить Правителей, что полностью им подчиняется. Хотя он знал, что разрешает им держать значительные части его мозга в подавленном состоянии, он позволял им это, чтобы иметь доступ к тому личному уголку, к поддержке Девочки и ее шуткам. Он знал: придет день, когда он использует это, чтобы освободить и Кессальту, и себя самого.

Но горькая ирония заключалась в том, что Мордион лишь убедился, как глубоко он порабощен.

Кессальта была следующей после Мордиона по силе и способностям. Она всегда занимала особое место в его жизни, а теперь, после смерти Белли, особенно. И кто-то обратил на это внимание. С того момента их почти все время держали порознь, выводили на прогулки, как арестантов, и разрешали встречаться только во время занятий. Мордион радовался даже этой ничтожной милости, и не только потому, что у него оставалась хоть какая-то возможность встретиться с Кессальтой. В то время они тренировались на животных – сначала на маленьких, а потом постепенно переходили к таким большим, как волки. И у Кессальты было то, что для Слуги считалось существенным недостатком. Она не могла себя заставить кого-то убить. Каждый раз, когда их принуждали убивать животных, Мордион быстро убивал своих, при этом не спуская глаз с Кессальты. Как только ее руки или оружие оказывались в более или менее правильном положении, Мордион убивал животное за нее – способом Правителей, то есть силой своего разума. Ему удавалось отводить от Кессальты подозрения до тех пор, пока им обоим не исполнилось пятнадцать.

Однажды Правитель № 1 явился, чтобы оценить их способности. По отдельности.

После того как Мордион прошел проверку, его ждало мучительное ожидание в запертой комнате, пока не завершится проверка Кессальты. За это время он прокрутил в своем сознании самые ужасные вещи, которые только мог вообразить. Но в реальности все оказалось еще страшнее.

Через несколько часов его позвали. Кессальта лежала на столе, все еще слабо вскрикивая, пока Правитель № 1 смывал кровь со своих рук. То, что он сделал с Кессальтой, было ужаснее самых чудовищных вещей, которые воображал себе Мордион.

– Объясни Мордиону, почему ты наказана, Кессальта, – приказал Правитель № 1.

Кессальта – она еле могла говорить – прошептала:

– Я не могу убивать.

– Зато Мордион может, – сказал Правитель № 1. – Мордион, та ловкость, с которой ты научился ликвидировать живых существ вместо Кессальты, могла бы помочь тебе стать исключительно успешным Слугой. Однако в тебе нет покорности, нет преданности. Ты обманул меня, поэтому тебя я тоже накажу. Я сделаю так, что Кессальта проживет еще по меньшей мере год – в том состоянии, в каком ты ее сейчас видишь, – и, можешь не сомневаться, я не оставлю ее в покое. В твоей власти положить конец ее мучениям сейчас, но ты должен сделать это немедленно. Не сделаешь этого – она будет страдать еще целый год.

Мордион тут же ликвидировал Кессальту. Боль, которую, как он знал, она испытывала, пронзала его сильнее, чем самый острый алмазный шип его памяти. Затем он отвернулся и попытался справиться с приступом тошноты.