Я достал очки, надел их и приподнялся для того, чтобы разглядеть фотографии. В первый момент мне показалось, что я вижу то, чего нет, но потом я понял, что шрамы на лицах и руках девушек никуда не испарятся, как бы я ни тер глаза.

— Надо же, — сказал я неуверенно, — я… даже не знаю, что и думать.

— Сначала мы предположили, что тела находились рядом с какой-то кислотой. Но их держали в герметичных мешках, и туда ничего попасть не могло. И на коже девушек до того, как их тела поместили в мешки, никаких веществ, кроме, разве что, декоративной косметики, тоже не было. Кроме того, эти шрамы не похожи на ожоги от кислоты. Они, скорее, напоминают зажившие раны.

Я отложил фотографии. Детектив Кэллаган испытующе посмотрел на меня.

— Что вы можете сказать по этому поводу, доктор?

— Разве что то, что шрамы выглядят странно. Даже если учесть, что девушкам нанесли порезы уже после смерти — вы сами понимаете, что раны зажить не могли. И без постороннего вмешательства на теле вряд ли что-то появилось бы.

— Мы в любом случае проведем повторную экспертизу. Интересно было бы узнать…

Детектив Кэллаган не договорил, потому что в этот момент дверь кабинета за моей спиной распахнулась, и на пороге появилась… Рэне. Она, не останавливаясь, прошла к столу детектива Кэллагана и приняла выжидательную позу, скрестив руки на груди.

— Что вы себе позволяете? — спросила она с вызовом.

В первую секунду детектив Кэллаган опешил, но быстро взял себя в руки.

— Мэм, я занят. Вам следовало постучать!

— Сейчас я вам покажу «постучать»! По какому праву вы отняли у этого человека целых тридцать минут его личной жизни?

— Рэне, все в порядке, — заговорил я. — Меня никто сюда не вел в наручниках.

Детектив Кэллаган переводил взгляд с меня на гостью и обратно.

— Вы знакомы? — спросил он.

— Да. Это моя сводная сестра Рэне Стайп. А это — детектив Мэтью Кэллаган.

— Вам следовало бы поучиться у вашего брата хорошим манерам, мисс.

Рэне подняла бровь.

— Во-первых, не мисс, а миссис, — поправила она. — Во-вторых, я повторю свой вопрос. По какому праву вы держите тут этого человека уже полчаса? Вы знаете, что он может отказаться отвечать на ваши вопросы до того, как придет его адвокат?

— Но месье Мори не нужен адвокат, — попробовал возразить детектив Кэллаган.

Рэне положила на стол свою визитку.

— Очень хорошо. Тогда у меня есть для вас новости. Я — адвокат месье Мори, и он не задержится тут ни на минуту. И, если он вам этого не сказал, то скажу я: приглашать человека в полицейский участок для опознания тела и вашего дурацкого допроса после рабочего дня — это не только хамство, но и верх непрофессионализма. — Она кивнула мне. — Идем, Вивиан.

Детектив Кэллаган развел руками. Я дождался, пока Рэне выйдет за дверь, и поднялся.

— Прошу прощения, детектив. Она всегда была импульсивной и чересчур энергичной дамой. А теперь она уже несколько лет работает у своего отца, руководит адвокатской конторой. Так что положение обязывает. Огромное спасибо за кофе, и, если я вам понадоблюсь, пожалуйста, звоните.

— Не волнуйтесь, все в порядке, доктор. — Он расслабил узел галстука и расстегнул верхнюю пуговицу рубашки. — Спокойной ночи.

Рэне, дожидавшаяся меня в коридоре, уже не была такой серьезной, как при разговоре с детективом Кэллаганом. Она без лишних предисловий обняла меня и предприняла попытку повиснуть на моей шее, но я не дал ей этого сделать.

— Что это за концерты в кабинете незнакомых людей?

— Ну, брось. Не надо читать мне нотации. — Она насупилась. — Ты мог трепаться с этим Кэллаганом еще три часа, а я устала!

— Что ты вообще тут делаешь? Ты могла предупредить, что приедешь. Я бы забрал тебя из аэропорта.

— И уехал бы из города на целый день? Если ты работаешь в клинике по двенадцать часов, да еще и умудряешься держать ночной клуб?

Я надел плащ, который до этого времени держал в руках.

— Для тебя я бы нашел время. Так зачем ты приехала? По делам или просто в гости?

— Приехала забрать у твоего юриста кое-какие документы. Он ведь в городе, этот пройдоха Оливер? Он предлагал мне выслать документы по почте, представляешь? Я чуть с ума не сошла, когда услышала. А если бы они потерялись? И решила, что приеду, а заодно и тебя проведаю. Я ведь ни разу не была на твоей новой квартире! Подумать только, как давно мы не виделись!

— Помнится, в последний раз мы виделись незадолго до того, как я ее купил. Я ведь заезжал к вам на выходные, когда возвращался из Штатов в Мирквуд.

— Помню. Уф! Ты хотел заставить меня кататься на американских горках, хотя знаешь, что я их ненавижу с самого детства!

Мне было почти восемнадцать, когда я увидел Рэне впервые. Мама познакомилась с Джозефом, ее (Рэне) отцом и своим будущим мужем, то ли по Интернету, то ли через друзей, и пригласила его к нам в гости в Париж. Рэне была старше меня на два года, и к тому времени уже училась на факультете юриспруденции — разумеется, для того, чтобы потом начать работать в одной из юридических контор отца. Еще тогда меня удивило то, что она не похожа на Джозефа, а, как ни странно, напоминает лицом маму — даже цветом кожи, оттенком волос (и у мамы, и у Рэне были каштановые волосы с золотистым отливом) и цветом глаз (у Рэне они тоже были зелеными). Когда я увидел ее, то испытал доселе незнакомое мне чувство. Это не была влюбленность, которую до этого я испытывал не раз. Это было что-то… нехорошее. Сейчас я мог с уверенностью сказать, что это «нехорошее» чем-то напоминало то «нехорошее», что давным-давно, еще до моего рождения, испытывали мама и отец. И это что-то заставило их познакомиться, а потом и провести вместе ту ночь, через девять месяцев после которой я появился на свет.

«Нехорошее» следует держать в себе, думал я, пожирая Рэне глазами за завтраком, обедом и ужином, а по вечерам гуляя с ней по Парижу и представляя, что когда-нибудь возьму ее за руку, а, может, и обниму за талию. О том, что я мог позволить себе что-то большее, я не хотел даже думать. Она была такой красавицей, что я боялся к ней прикоснуться — ведь у нее в Штатах, разумеется, целая куча ухажеров, у этих ухажеров есть спортивные машины, они одеваются в сто раз лучше, чем я, прочитали в тысячу раз больше книг. А если дело дойдет до чего-то более «нехорошего», то я разочарую Рэне. Достаточно взглянуть мне в глаза для того, чтобы понять: мои отношения с девушками не заходили дальше поцелуев и объятий (и это при учете того, что мне уже почти восемнадцать!). А она уже знает толк в любви. И она даже могла бы меня чему-нибудь научить… но какой смысл думать об этом, если мне ничего не светит?

Рэне предпочитала строгую одежду и редко могла позволить себе открытые блузки или юбки выше колена, но я видел все, что мне нужно было видеть. Я смотрел на ее бедра каждый раз, когда открывал ей двери ресторана или кафе, старался смотреть не слишком откровенно и одновременно так, чтобы подольше помнить увиденное, и думал, что эти мысли сведут меня с ума, такими приятными и отвратительными одновременно они были. Ее фигура была далека от «идеала», который можно увидеть на подиумах или обложках журналов мод, но она казалась мне самой прекрасной на свете. Впрочем, своего мнения о далеких от «идеала» женщинах я не изменил до сих пор — они всегда казались мне на порядок красивее угловатых костлявых манекенщиц. Рэне носила высокий каблук, я удивлялся, как она держит равновесие, смотрел на ее ноги и думал, что так выглядели ноги Евы в Раю. Другого сравнения мне в голову не приходило.