Наутро, когда мы истомленные, голодные, заеденные москитами, грязные — душ в бунгало не действовал, беспрестанно почесываясь, продолжали испытывать немыслимые страдания, телесные и душевные, случилось чудо. На острове приземлился маленький самолетик, который, как выяснилось, должен был забрать солдата, захворавшего — вот они, москиты! — малярией и бредившего в жару. Нам-то с Зелией ничего не грозило, ибо ей, уроженке цивилизованного Сан-Пауло, в детстве сделали прививку, а я, баиянец, обладаю врожденным иммунитетом. Летчик согласился спасти нас, и из иллюминатора мы в последний раз оглядели пейзаж — сверху и издали все бунгало выглядели очень мило, точь в точь как цветные фотографии в рекламном буклете, снабженном текстом: «Идеальное место для уик-энда!»

Наш друг Карибе поплатился сильней. Долгое время душу его грела мечта побывать на острове Пасхи. И вот она приблизилась к осуществлению. Он выяснил, что раз в неделю самолет компании «Эр Франс» возит туристов на Таити с заходом — уж не знаю, на сколько часов — на остров Пасхи. Они с Нэнси записались, но опять же — см. выше, — не желая брести в экскурсионном гурте, решили прервать полет на вожделенном острове, провести там неделю, а уж потом следующим рейсом лететь на Таити. Карибе желал осмотреть знаменитые статуи внимательно, изучить их досконально, а не окинуть беглым взглядом, как это сделал его кум Жоржи.

Приземлились. Французские туристы осмотрели идолов, испустили положенное количество «о-ля-ля!» и «вуаля!» — и улетели. Нэнси и Карибе остались наедине с туземцами. Шел нескончаемый тропический ливень, на острове не было ни отеля, ни пансионата — вообще ничего. За огромные деньги беспечный художник с женой обрели приют в лачуге местного рыбака и принялись коротать время игрой в бириба — колода карт всегда у Нэнси в сумочке. Тут надо, наверно, пояснить, что Карибе ненавидит дождь и карты. Теперь же он вдосталь нахлебался того и другого. И продолжалось это неделю кряду.

Вот к каким пагубным последствиям приводит предубеждение против проверенных туристских маршрутов, вот какую цену за свой гонор и неуемное желание всегда быть наособицу заплатили супруги Амаду на островах Сан-Блас, а супруги Карибе на острове Пасхи.

Здесь, в Швейцарии, где проходит Международный фестиваль телефильмов, я встречаю своего старинного приятеля, итальянского продюсера Альфредо Бини. Мы с ним — члены жюри, куда входят, помимо прочих, такие мастера, как француз Бертран Лабрюсс, Марина Голдовская из Советского Союза, японец Нагима Осима, создатель нашумевшей ленты «Империя страсти».

Голдовская и Фан Сяопин, продюсер из Гонконга, очарованы романтическим и душещипательным — слезы у зрителей льются рекой — японским фильмом с удивительно снятыми пейзажными сценами. Мы с Альфредо готовы отдать голоса рекламному ролику, снятому по заказу «ФИАТ», — в своем жанре это истинный шедевр. Не вызывает сомнений, что большинство членов жюри отдаст предпочтение и вручит главный приз японской мелодраме: Марина по пальцам пересчитывает своих союзников и заранее торжествует. Ох, недооценивает она мощь тандема Амаду — Бини, непобедимого в битвах такого рода. Кроме главного, присуждаются призы помельче — за лучший художественный, за лучший документальный, публицистический, музыкальный, рекламный фильм. С них-то мы и начинаем и единодушно решаем признать японскую картину с пейзажами лучшей художественной. А потом мы с Бини заявляем, что раз так, то она и прочие увенчанные лаврами ленты из соревнования за главный приз выбывают. И фиатовская пятичастевка, лишившись конкурентов, одерживает сокрушительную победу. Голдовская в недоумении: «Как же так? Японская картина должна была получить абсолютное число голосов… Почему же лучшим признан итальянский “коммершиал”?» — спрашивает она меня, я же отсылаю ее к Бини. Тот слушает и улыбается — не родилась еще на свет женщина, которая устоит перед его улыбкой. А ты, любезный читатель, если знаешь такую, сообщи мне.

Потом, расчувствовавшись, Альфредо говорит мне: «Надо бы затеять экранизацию какого-нибудь твоего романа, чтобы я мог снова побывать в Бразилии, мне больше ничего на свете не надо». Тут мы принимаемся хохотать, вспоминая, сколько всякой забавной всячины произошло за те годы, что предпринимались попытки поставить фильмы по моим книгам. Но Бини, не смущаясь, желает приобрести права на экранизацию моего еще не написанного романа: «Не беспокойся. Если я за это возьмусь, фильм выйдет!»

Он и в самом деле не имеет отношения к тому телефонному звонку, который в середине 50-х раздался у меня дома. Дино де Лаурентис, осведомляясь, есть ли у меня «свободный, еще не запроданный роман», сообщал, что отправляется в Венесуэлу снимать фильм про Симона Боливара и может заодно уж завернуть к нам, в Бразилию, и смастерить экранизацию любого из моих сочинений. Идея меня прельщает, я перечисляю несколько названий — пусть Дино выберет, что ему больше по вкусу, и даст мне знать. Нет, этого не произошло, и напрасно, напрасно ждал я его звонка — его не последовало! Должно быть, Дино вовремя смекнул, что от Каракаса до Рио — чуть подальше, чем от Рима до Парижа.

Не виноват Альфредо и в том, что пшиком кончилось намерение Витторио Де Сики воссоздать на экране образ Васко Москозо де Арагана, капитана дальнего плавания из повести «Старые моряки». Сценарий должен был писать Чезаре Дзаваттини, но дальше разговоров — вживе и по телефону — дело не пошло. Денег, ухлопанных итальянскими продюсерами на международные звонки, вполне хватило бы на съемки бразильского фильма. Раз уж речь зашла о «Старых моряках», скажу вам, что вскоре намерен отпраздновать двадцатилетний юбилей делового и творческого сотрудничества с Энтони Куинном. Представьте, ему тоже понравилась повесть — и до такой степени, что он решил поставить по ней картину и для этого даже объединился с компанией «Уорнер Бразерс», владевшей правами на экранизацию. Сообщил, что едет, летит в Баию, назначил мне место и дату встречи… С тех пор я его и жду. Забыл Энтони известить меня, что приезд откладывается на неопределенное время. Кино — штука особая, оно живет по своим собственным законам, а все прочие ей не писаны.

Но первым режиссером, решившим воплотить мои замыслы, был Серджо Амидеи. Киноверсию «Мертвого моря» вызвался продюсировать сам Карло Понти, Ливию должна была играть София Лорен. Снова все рухнуло, несмотря на то, что и к этому проекту Бини касательства не имел. Не виноват он и в моих злоключениях, связанных с Росселлини — со старшим, с великим, с незабвенным Роберто, создателем фильма «Рим — открытый город», с режиссером мирового класса и чудеснейшим человеком. Я подчеркиваю это особо, поскольку в проекте Росселлини-младшего, Ренцо, Альфредо Бини принимал участие. Но — обо всем по порядку.

Роберто Росселлини позвонил мне из Рима. Мы вспомнили прошлое, благо знакомы очень давно. Потом он сказал, что намерен снимать «Жубиабу». «Если права на экранизацию еще никому не принадлежат, мой продюсер отправит тебе контракт на…» — и назвал ошеломительную сумму, десятки тысяч долларов. Сам же он прилетит в Рио выбирать «натуру» и договариваться о содействии местной киностудии через две недели. Он перезвонит, чтобы сообщить точную дату и номер рейса. И в самом деле перезвонил, и дату сообщил, и номер, только о «Жубиабе» речь уже не шла — проект был предан забвению. Просто он собрался делать фильм о Бразилии, как уже сделал об Индии. «Я рассчитываю на твою помощь», — сказал Росселлини.