– А что говорят слуги? – спросил Алекс, намазывая хлеб маслом.

– Они теперь боятся выходить ночью в коридор, сэр. Наш старый дворецкий попросил расчет сразу после того, как обнаружил Джеймса под перевернутой инвалидной коляской. Какой-то призрак пролетел мимо, задув у него свечу и гаркнув в ухо, – это было последней каплей. Так как дворецкий требовался срочно, мне и пришлось взять Ларча, до повышения он служил у меня на конюшне.

Теперь было понятно, почему парень меньше всего был похож на типичного английского дворецкого.

– И вот, господа, смерть Артура… Кстати, если бы не фамильная гордость, может быть, я бы поостерегся возвращаться в Моррисвиль-холл, понимая, что здесь моей жизни угрожает реальная опасность. Но две смерти были отнесены к разряду случайных, только потом, по свидетельствам слуг, я определил, что тут нечисто… В любом случае вы крупнейшие специалисты в этой области, как заверил меня мой друг Лохис.

Кое-что меня навело на мысль, и я шепотом поинтересовалась у кота:

– А кстати, если этот Лохис агент нашей Базы, и притом один из лучших, как ты говорил, почему же он сам не распутал это дело?

– Алиночка, он специализируется на подводных монстрах.

– А разве он сам не… – Я хотела сказать: «А разве он сам не подводный монстр?», но сдержалась.

Мурзик как будто читал мои мысли:

– Лохис – мирный монстр, к тому же то, что он стал нашим агентом, уже о многом говорит. И у него редкая специальность, он прямо-таки незаменим под водой. Сотрудников, работающих в его области, раз, два и обчелся. Поэтому он ценит себя и не распыляется на земные объекты, полагая, что такую работу выполнит любой. У него вахты, он не может надолго уходить из-под воды, к тому же ничего не смыслит в призраках. И это главная причина, почему вызвали нас.

Генри Макмиллан в это время обсуждал с Алексом преимущества (главным образом безопасности) охоты на уток перед охотой на медведя. После ужина граф с гордостью показал нам портреты своих предков, развешанные по стенам, сказав несколько фраз о каждом из них.

Больше всего меня тронула история молодого графа Шона Макмиллана, жившего в семнадцатом столетии. Этот был симпатичный богатый парень, рано получивший титул графа. Так рано, что именно титул сыграл роковую роль в его жизни, а стань он графом попозже, лет в сорок, бедняга прожил бы намного дольше… Но ему не повезло, так как замужество старухи Хигс пришлось именно на его графское правление. Тогда еще существовал закон о первой брачной ночи. Однако молодой граф, будучи человеком широких демократических взглядов, пользовался своим правом не часто, а исключительно по взаимной договоренности.

Да только старая Хигс придерживалась консервативных взглядов, особенно в этом вопросе, и решила во что бы то ни стало выполнить свою обязанность по отношению к сеньору! Старушка твердо решила в случае надобности не останавливаться даже перед физическим насилием. Это ей вполне бы удалось, несмотря на ее восемьдесят три года, так как Хигс не расставалась с клюкой, а молодой граф отличался хрупким телосложением.

В общем, парень погиб в своей постели от ужаса, когда старая карга решительно начала раздеваться…

Когда мы перешли к портрету «Дамы в серо-буро-малиновом», где была изображена чахоточная девица с нехорошим прищуром, хозяин шепотом сообщил нам, что она имеет обыкновение выходить по ночам и кидаться на неженатых мужчин приятной наружности. Кот при этих словах навострил уши, отнеся их исключительно к своей персоне. Это была дальняя родственница Генри, умершая два столетия назад. Ей суждено было остаться старой девой, из чего и вытекала, наверное, ее сегодняшняя тактика поведения.

– Меня она не трогает, – похвастался граф, – учитывая, видимо, родственные отношения. Но Ларчу частенько достается, поэтому он старается ночью как можно реже выходить из своей комнаты.

После чего Генри посоветовал Алексу быть настороже. В это время подали кофе, который тут было принято пить у камина. Вокруг камина мы и расселись в креслах. Кот сел на скамеечку для ног, потому что она единственная здесь соответствовала его размерам. По нашей просьбе граф подробнее рассказал о Безруком Карлике. Делал он это с удовольствием, хотя знал о призраке и о земной его жизни немного.

– Значит, вы хотите знать о малыше Бинки? – начал Макмиллан смягчившимся голосом. – Но право же, он действительно чист как младенец. Хотя будь у него руки, я бы не поручился за него так уверенно. Как говорила мне о нем еще моя бабушка, которая тоже, естественно, не знала его лично, а слышала от своей бабушки, что при жизни безрукий граф Бинки Макмиллан нередко изменял жене, отчего та, само собой, часто бывала вне себя. Граф Бинки, видя ее страдания, продолжал коварно изводить ее, прилюдно рассказывая о своих изменах. И, одаривая ее гадкими эпитетами и нехорошими словами, находил в этом удовольствие. Но одного граф не учел – возможных последствий. В общем, в конце концов жене надоело терпеть его издевательства, и как-то перед сном она собственноручно утопила мужа в ночном горшке! При его росте это было возможно… Говорят, она получила несказанное наслаждение при самом процессе, слушая визги домашнего изверга! Как она сама потом делилась с кумушками за чашкой чая, ни разу ничего подобного она не испытывала за всю свою брачную жизнь.

История была впечатляющая по своей комичности, однако на лице графа было написано, что он поведал нам не меньше чем шекспировскую трагедию, и я постаралась сохранить серьезность.

– После смерти Безрукий Бинки остался в замке и продолжал изводить жену. Вернее, пытался это делать, потому что женщина только смеялась ему в лицо и часто, собрав своих подружек, гоняла несчастного призрака по всем коридорам. Со смертью жены он был наконец-то избавлен от унижений и, казалось бы, обрел моральную свободу. Но преисполнился чувством мести (немножко поздновато, да?) и возненавидел все человечество. Душа его стала еще чернее, и он замкнулся в себе…

– И что, осуществил он свою месть? Или, в смысле, хотя бы попытался что-то сделать? – поинтересовалась я, уже зная ответ. – И, кстати, вам достоверно известно, что эта клятва мести действительно имела место быть? Это очень важно.

– Да нет, конечно, – смущенно проговорил хозяин замка. – Разве о призраках что-то может быть известно достоверно, о них обычно ходят слухи, легенды, передающиеся из поколения в поколение. Безрукий Карлик появляется тут иногда, к сожалению, не так часто, как раньше. Обычно он кувырком катится под ноги в расчете, что ты от неожиданности споткнешься и упадешь. Если у него получается, он тут же вскакивает на ножки и, попрыгав у тебя на спине, стремительно убегает, дико хохоча. Вот и все его шалости…

В ответ на вопрос командора, почему же тогда Карлик в Книге Хроник назван «САМЫМ жестоким и коварным призраком эпохи», граф ответил, что книгу писал его дедушка. Который, как и все, искренне сочувствовал несчастному предку и, чтобы вызвать в потомках уважение к страдальцу Бинки, приписал эти слова.

– Вообще, как я помню, дедушка был склонен к преувеличениям, – оправдываясь, добавил Генри. – Поэтому в Хрониках много неточностей. Написав эту книгу, он сошел с ума.