Получасом позже немногие уцелевшие знатоки волшбы дворца изгнали-таки ядовитый туман и пошли на приступ узкой щели. Кэльвиль познакомил их с гномьим бгррыхом – и снова последовала паника изумления, после которой установилась задумчивая тишина. Солнышко уже трогало лучами выпавший волос ветра – белесое тонкое облачко над полуденной башней.

Скоро рассвет.

Лэйли сидела возле эфрита и уговаривала его не уходить. Рассказывала, как плохо будет взбалмошной рыжей сестре и каких глупостей она натворит, оставшись без присмотра. Говорила о засухах и неурожае, о людях вне стен дворца, совсем нормальных и не злых. О персиковом саде, о дынях – она таких вкусных, как в Дэйгэ, никогда раньше не пробовала. Спрашивала: разве можно умирать летом, когда весь мир живет?

Но эфрит не отвечал ни словами, ни мыслями, ни движением души. Огорченно вздохнув, эльфа стала изучать потолок, на котором вечной ночью раскинулось магическое ночное небо. Нашла то место, где люди установили запор, и полезла по своду, ругаясь и шипя. Добралась, с чувством поблагодарила Рртыха за его нож и маму – за ведьминское заклятие «отпирания замков». Щель получилась тонкой и маленькой, сдвинуть крышу дальше у Лэйли не было сил – механизм оказался заклинен слишком надежно. Принцесса с отчаянием подумала, что осталась без помощи мастера и сразу же испортила все!

Спрыгнула вниз, не рассчитав высоту, пребольно саданулась коленом, зашипела, перекатываясь, и замерла в любимой позе сидящей кошки. Осторожно повернула голову, опасаясь даже глянуть на эфрита. Вот окажется: лежит по-прежнему пеплом, и, значит, зря она тут ползала и шумела, висела и тянулась, городила глупости про дыни и лето…

Но – о чудо! – он уже сидел.

Правда, таких тощих и закопченных до сплошной черноты людей Лэйли видела только раз – на большой базарной площади столицы Дэйгэ. Их было двое, и оба утверждали, что они святые старцы. Ходили по горячим углям, шипя под нос примитивные заклинания, подслушанные у неосторожных магов. Но худоба у них была настоящая, профессиональная.

– Ты кто? – прошелестел эфрит.

– Лэйли, – вежливо представилась девушка и тотчас постаралась не создавать о себе ложных представлений. – У тебя в голове мозги или один пепел? Как отсюда выбраться – знаешь? Или планы дворца сгорели вместе с памятью?

– Знаю, – удивился напору эфрит. – Кстати, меня зовут Рахта, если это тебе интересно.

– Кэль там один воюет, а этот погорелец знакомиться вздумал! – возмутилась Лэйли, по привычке пряча бешеную радость за пустым шумом. – Ты когда дворец строил, тоннели предусмотрел, ходы тайные и прочие умные вещи? Или тут, кроме красоты, ничего полезного?

– Тоннель, – указал сухой тонкой рукой эфрит. – Выводит за кольцо стен, к рыночной площади. Только я без сестры не пойду.

– Мяу? Я разве твое мнение спрашивала? – фыркнула Лэйли. – Она поумнее, велела тебя вытаскивать и валить на запад, а за ней вернуться позже. Понял? Теперь говори толком, что тебе нужно для улучшения самочувствия?

– Ничего, – улыбнулся эфрит, надевая на шею серебряный завиток на цепочке и гладя рукой рассветный блик на металле. – Ты восхитительно расплескиваешь тепло и энергию, я прямо душой согрелся. Ругайся дальше.

Лэйли зашипела и даже подпрыгнула от наглости тощего типа. Обычно на ее шутки хоть немножко обижаются. Или смущаются. А тут не видно ничего подобного! Вот еще напасть прокопченная – глазеет и улыбается. Девушка отвернулась и прошла к самой стене, куда указывал рукой эфрит. Встала, осмотрелась, убедилась, что пол гладок, а наглый эфрит по-прежнему улыбается и ждет продолжения ее воплей даже активнее, чем рассвета. И пламя колышется и вздрагивает у него в глазах – синее, согретое утренними розовато-золотыми бликами. Стоит ей зашипеть, и синева густеет, словно в огонь подбросили еще одну лопату наилучшего гномьего угля. Да что она, истопник?

– Размечтался! Да я вообще самая тихая кошими в городе… может быть. Ну где твой тоннель? Здесь ничего нет.

– Встань на соседнюю плитку, я скажу слово… Теперь есть?

– Есть. Поройся в мешке, там имеется запасная рубаха. А я пойду и верну нам мастера, который один за всех отдувается. Ну что ты уставился на меня, как будто я – зеленый рогатый верблюд?

– Что? – восхитился эфрит.

– То, чего не бывает, – прошипела Лэйли. – Я очень даже настоящая, и к тому же ведьма, так что берегись, поправишься – живо воспитаю.

Лэйли развернулась и побежала по коридору вверх, сердясь на слабый смех за спиной. И радуясь, что справилась. Но разве можно так прыгать и визжать, она ведь не шкодливый котенок! Она – серьезный следопыт. Надо сохранять строгость и осторожность. И для этого следует вспомнить: она еще вечером полагала, что эфрит окажется более внушительным существом, как в восточной сказке, рассказанной Фэризом. Тот был здоровенный, мощный, смуглый, с дымным шлейфом-плащом. А что осталось? Тощий, ростом с мастера, в лучшем случае, и щурится, словно пакость затевает… Уж не поддельный ли? Хотя – такие глаза не подделать. Трудно с ним будет. Попробуй утихомирь такого, если ему скандалы – в радость.

Кэльвиль встретил Лэйли улыбкой одобрения. Он полагал, лучшего времени для отступления уже не будет: истратил все стрелы, извел еще два бгррыха, поработал клинками – стража трижды ходила на приступ – и теперь отдыхал, прикидывая, как удерживать пролом дальше. Маги собрались со всего города и пока совещаются на почтительном удалении, пытаясь понять, с чем или с кем они столкнулись. Волшбы в привычном ее виде не ощущается, зато результат действий странного и неопознаваемого нового вида магии – очевиден. Три десятка мертвых стражей, более полусотни серьезно раненных, семь магов легли в начале боя и двое чуть позже, еще трое истощены так, что едва ли поднимутся в ближайшие дни.

Мастер довольно кивнул, выслушав хорошие новости. С любопытством изучил шипящую сильнее обычного Лэйли. Порылся в мешке, развязал узелок гномьего «щита», созданного для отражения обвалов. Теперь укрепленный заклятием пролом одолеют не раньше чем через полчаса. Собрал оружие и пошел вниз по коридору.

– Ли, он произвел на тебя такое впечатление?

– Какое? – чуть не подпрыгнула Кошка.

– Обжигающее, – рассмеялся мастер. – Ты вся кипишь и шипишь.

Эфрит сидел на том же месте, но уже одетый в длинную рубаху. Он счастливо улыбался, глядя на светлую щель в потолке. Увидел мастера, еще раз представился и попробовал встать. Эльф укутал спасенного в плащ и забросил на плечо, не слушая смущенных извинений. Лэйли шла впереди, несла светильник и продолжала кипеть и сердиться – уже на обоих спутников. Ей не мешали: ночь удалась, эфрит жив, и даже погони не будет, вход в тоннель уже зарос чешуей плиток, оберегая свою тайну. А раз так – пусть кошими выплескивает свою радость в жалобах и кипении, раз иначе не получается.

У выхода из тоннеля эльфы надели кольца маскировки, Кэльвиль разыскал в своих внушительных запасах полезных мелочей подходящую личину и для эфрита. Некоторое время сомневался, подействует ли нужным образом магия на существо иной расы, но тощий Рахта решительно отобрал кольцо и надел на палец, заявив, что за всю долгую жизнь ему ни разу не навредили те, кто не желал зла. В новой личине он оказался таким же тощим и усталым, только волосы приобрели определенность тона, почернели; синие глаза сменили цвет на более привычный и нормальный для этих мест – темно-карий.