Как видим, изменились и количество, и состав русских гостей императорской четы. Об отсутствии на втором приеме «людей» Святослава мы уже говорили. Но здесь не было также шестерых «людей» послов (хотя число самих послов увеличилось на двух человек) и, что особенно обращает на себя внимание, мужчин-родственников Ольги (хотя число ее «женщин», то есть «родственниц-архонтисс», как прежде они были названы в источнике, значительно возросло — с шести до шестнадцати)[181], а также ее личного переводчика. Отсутствие последнего может объясняться тем, что серьезные переговоры с василевсом ромеев во время этого второго приема не предусматривались.

Такое заметное и весьма неожиданное сокращение денежных выплат историки объясняют по-разному[182]. Сразу скажу, что это не было в обычае византийского двора: послы-«тарситы», например, во время обоих устроенных в их честь «клиториев» получили одинаковые подарки. Да и снижение сумм, выданных руссам от имени императора, коснулось не всех участников посольства, а значит, было отнюдь не автоматическим. Сильнее всего оно затронуло саму Ольгу, дары которой были уменьшены в два с половиной раза (с 500 до 200 милиарисиев). «Анепсий» Ольги получил меньше на треть, ее «женщины» — на две пятых, «избранные служанки» (названные теперь «рабынями») — на четверть. Сокращены также были выплаты купцам, которые во время первого приема оказались приравнены к послам русских «архонтов». Теперь выплаты им были уменьшены вдвое, что, очевидно, соответствовало их действительному статусу в составе посольства.[183] Зато такими же, как и в первый раз, оказались выплаты самим послам («апокрисиариям») и двум переводчикам посольства — то есть официальным, если так можно выразиться, членам русской делегации. Также были сохранены размеры выплат священнику Григорию, статус которого, судя по тому, что он упоминался теперь на третьем месте, сразу же за «анепсием», заметно вырос.

Вообще при анализе суммы выплат создается впечатление, что на втором приеме император постарался более точно отразить именно формальный, официальный статус участников посольства. Те, кто представлял собственно русских «архонтов», не испытали никакой «дискриминации» по сравнению с первым приемом, чего нельзя сказать о самой Ольге и ее родственниках, приближенных и служанках.

Чем это объяснить? Увы, ответа на этот вопрос у автора нет. Можно высказать лишь некоторые соображения сугубо гипотетического характера.

Историки, занимающиеся русско-византийскими отношениями середины X века, и в частности историей визита княгини Ольги в Царьград, совершенно по-разному оценивают итоги состоявшихся переговоров и уровень приема русской княгини византийским императором. Одни исходят из того, что княгиня была принята в Константинополе на самом высоком уровне и ей были оказаны исключительные почести (выше, описывая ход визита, мы отчасти согласились с этим). Другие, исходя из показаний тех же источников, отмечают, напротив, негативные моменты во время переговоров, и с их логикой также приходится считаться. Подобная двойственность оценок, вероятно, отражает двойственность результатов переговоров. С одной стороны, соглашение между Византией и Русью, очевидно, было заключено, а следовательно, русские послы как представители союзников, «друзей» Империи, были не только встречены, но и отпущены так, как это было принято в подобных случаях, то есть со всеми полагающимися почестями. Так, в соответствии с протоколом, русская княгиня получила от императора не только 200 милиарисиев по окончании последнего приема, но и богатые дары — так называемый «отпуск», если воспользоваться средневековой русской терминологией более позднего времени. Перечень этих даров приведен в летописи: «И дал ей (царь. — А.К.) дары многие — золото, и серебро, [и] паволоки, и сосуды различные, и отпустил ее…» Год спустя сам император напоминал Ольге: «Много дарих тя» (то есть «много одарил тебя»). Такие подарки иноземным послам по завершении переговоров были обязательны; традиционен и их набор — это все те предметы роскоши, которыми власти Империи обычно одаривали своих союзников и которые в глазах самих «варваров» служили зримым подтверждением этого союза. Антоний Новгородский, вспоминая в самом конце XII века о путешествии Ольги, утверждал даже, что княгиня «взяла дань, ходивши к Царюграду». Но «данью» русские, как и другие соседние с Империей народы, как раз и называли дары, которые они получали от императора в подтверждение мира.

Но с другой стороны, можно указать на факты иного рода, свидетельствующие о явных трениях, возникших по ходу переговоров. Это не только долгое ожидание княгини «в Суду», которое она мстительно припоминала императору позднее, и не только унизительное сокращение выплат ей и ее «людям» после второго приема у императора. Двойственность и неопределенность результатов переговоров чувствуются и в летописном рассказе. С одной стороны, и в нем подчеркнута честь, оказанная княгине. С другой же — прорывается явное недовольство Ольги греческим царем, то гневное настроение, которое владело ею даже и год спустя, когда император пришлет своих послов в Киев, а Ольга выговорит им и отправит ни с чем обратно в Константинополь. Больше того, только явным недовольством результатами визита в Царьград можно объяснить тот факт, что уже через два года Ольга направит своих послов к германскому королю Отгону, сопернику византийского императора.