чтобы сочинить то, чего никто никогда не видел сочиненным ни мужчиной, ни женщиной, ни в этом веке, ни в каком прошедшем.
Безумным всяк меня зовет,
Но, петь начав, не премину
В своих желаньях дать отчет,
Не ставьте это мне в вину;
Ценней всех песенных красот —
Хоть мельком видеть ту одну.
И могу сказать почему: потому что, начни я для вас это и не доведи дело до конца, вы решили бы, что я безумен: ибо я предпочту один сол в кулаке, чем тысячу солнц в небе.
Я не боюсь теперь невзгод,
Мой друг, и рока не кляну,
И, если помощь не придет,
На друга косо не взгляну.
Тем никакой не страшен гнет,
Кто проиграл, как я, войну.
Все это я говорю из-за Дамы, которая прекрасными речами и долгими проволочками заставила меня тосковать, не знаю зачем. Может ли быть мне хорошо, сеньоры?
Века минули, а не год
С тех пор, как я пошел ко дну,
Узнав, что то она дает,
За что я всю отдам казну.
Я жду обещанных щедрот,
Вы ж сердце держите в плену.
Господи, помилуй! In nomine Patris et Filii et Spiritus Sancti! Дама, да что же это получается?
Вы — бед и радостей оплот,
Я песню ради вас тяну;
Еще с тремя мне не везет —
Вас четверо на всю страну;
Я — спятивший жонглер, я — тот,
Кем трогаете вы струну.
Дама, можете поступать как вам угодно, хоть как госпожа Айма со своей рукой, которую она кладет, куда ей нравится.
«Не-знамо-что» к концу идет —
Так это окрестить рискну;
Не знаю, точен ли расчет
И верно ль выбрал я длину;
Мне вторящий — пускай найдет
Здесь сладостную новизну;
если же его спросят, кто это сочинил, он может сказать, что тот, кто способен все делать хорошо, когда захочет.