– А он?.. Он разве не хочет прокатиться? – вполголоса спросил Термит, махнув рукой в сторону Чарли.

– Спроси у него сам. Он слепой, а не глухой.

Термит покосился на Чарли и снова повернулся ко мне.

– Как, ты говоришь, его зовут?

– Чарли.

– Эй, Чарли! – крикнул Термит. – Хочешь покататься?

Чарли улыбнулся и повернул бейсболку козырьком назад.

– Только если мне дадут порулить, – отозвался он самым бодрым тоном, на какой только был способен.

Лицо у Термита вытянулось, он был явно сбит с толку. Синди и Энни, напротив, весело рассмеялись.

– Но ведь… – пробормотал он и добавил шепотом: – Но ведь он же слепой!

– Да, я в курсе. – Я кивнул. – Только не говори об этом ему.

А Чарли уже спускался к нам. Термит, все еще недоумевая, сдвинулся на сиденье назад и помог Чарли сесть.

Человек, который в силу тех или иных обстоятельств потерял зрение, вынужден начать опираться на другие органы чувств, и в первую очередь на осязание. Именно оно помогает незрячим ориентироваться в окружающем мире. Но когда Чарли оседлал гидроцикл и, взявшись за рукоятки, похлопал себя по животу в знак того, что Термит должен обнять его за пояс, парень поморщился и вопросительно посмотрел на меня.

Чарли, однако, сразу уловил его колебания.

– Термит, дружище, – сказал он, – если ты не хочешь, чтобы мы с тобой плавали по кругу как одноногая утка, обними меня покрепче и помоги мне управиться с этой штукой.

Термит нерешительно сдвинулся вперед, но даже теперь его и Чарли разделял по меньшей мере фут.

– Вот что ты должен делать, – как ни в чем не бывало продолжал Чарли. – Когда нужно будет повернуть, потяни меня за плечо: за правое – направо, за левое – налево. Один короткий рывок – плавный поворот, два рывка – крутой. Потянешь долго и сильно – разворот. Что касается скорости, просто сожми пальцы, когда будешь тянуть. Чем сильнее будешь жать, тем быстрее мы поедем. Понял?..

Термит кивнул, и Чарли повторил:

– Ты понял?

Парень снова кивнул и только потом осознал ошибку.

– Я все понял, – ответил он и добавил весело: – И все равно, мне нравятся девушки.

Чарли улыбнулся.

– Мне тоже.

Термит закурил сигарету и принялся руководить Чарли, но получилось это у него не сразу. Поначалу он очень напоминал подростка, которому впервые в жизни пришлось доить корову: усилий затрачивается много, а результат – мизерный. Постепенно дело пошло на лад, Термит приспособился, и после десяти минут опасного маневрирования вблизи причала им с Чарли удалось наконец отойти достаточно далеко от берега.

Я дал газ и поспешил вдогонку.

Обе наши машины мчались на север – под мост, мимо лагеря Ассоциации молодых христиан. Здесь волнение было сильнее, гидроцикл то и дело подбрасывало, и я немного сбавил скорость, чтобы Энни не слишком трясло. Минут через пять девочка постучала мне по плечу.

– Мне ничего не видно.

– Хочешь пересесть вперед?

Она кивнула, я совсем сбросил газ, и девочка, перебравшись через меня, плюхнулась передо мной на сиденье и схватилась за ручки руля. Энни нисколько меня не беспокоила – гораздо больше смущало меня другое обстоятельство: Синди вплотную придвинулась ко мне сзади, обхватила за пояс и прижалась грудью к моей спине.

– «Вперед, христово воинство!»[76]– скомандовала она, выглядывая из-за моего плеча.

Не знаю, кто чувствовал себя более неловко – я или Термит. Как бы там ни было, со стороны мы, должно быть, выглядели престранно: татуированный скелет, слепой за рулем, девочка со шрамом и ваш покорный слуга в юбочке из травы. Дурдом на прогулке, ни прибавить ни убавить.

Мы катались по озеру больше часа, поворачивая туда, куда указывала пальчиком Энни. Каждый раз, когда нам навстречу попадалась лодка, Термит сообщал об этом Чарли, и тот, привстав в седле, махал ее пассажирам словно президент, принимающий парад. Под конец Термит тоже стал размахивать руками и едва не свалился в воду. Улыбающийся, салютующий встречным судам Чарли и изумленно качающий головой Термит смешили меня до слез: ничего подобного я не видел уже давно. У меня даже заболел живот: так громко я хохотал.

К половине седьмого мы все здорово проголодались и вернулись на берег. Синди и Энни пошли на кухню за одноразовыми тарелочками, а Чарли, Термит и я занялись мясом. Термиту я принес толстые резиновые перчатки, а сам стал срезать длинные ломти поджаренной свинины с ребер, с окороков и с лопаток. Парень старался делать то же самое, и, когда я отправил в рот горячий, истекающий соком кусок, тотчас последовал моему примеру.

Сок тут же потек по его губам, по подбородку.

– Черт, ну и вкуснотища!

– Угу… – откликнулся я с набитым ртом.

– Нет, действительно вкусно! Вам стоило бы открыть свое дело.

– Тогда весь интерес пропадет, – вздохнул Чарли.

Сложив мясо на поднос, мы отнесли его на крышу эллинга, где Синди уже застелила столик для пикников красно-белой клетчатой скатертью. Каждому положили на тарелку несколько кусков, и Чарли, сев на председательское место, поднял руки. Термит, который готов был запихать в рот сразу три куска свинины, отложил вилку, глубоко вздохнул и закрыл глаза. Мы все взялись за руки, и Чарли начал:

– Господь милостивый и милосердный…

– Мистер Чарли?.. – перебила его Энни.

Он открыл глаза.

– Что?

– А можно я скажу?

Чарли кивнул и, наклонив голову, стал ждать.

Энни, впрочем, начала почти сразу.

– Милый Боженька, – проговорила она, глядя в небо, – сегодня был замечательный день, и я получила много, много удовольствия. И все остальные, конечно, тоже. Спасибо Тебе за то, что позволил нам покататься, за то, что сохранил нас целыми и невредимыми. Спасибо Тебе за моего нового друга Термита, у которого есть два гидроцикла. Спасибо за эту еду, за Чарли и Риза, которые ее приготовили, а еще… – Она вдруг запнулась. Я открыл глаза и увидел, что девочка, склонив голову набок, тщательно обдумывает то, что она собиралась сказать. – Кто бы ни был тот человек, чье сердце Ты хочешь отдать мне, пусть он… В общем, если ему оно нужнее, чем мне, пусть оно у него и останется, но, если Ты готов принять этого человека в Твое царство, пожалуйста, помоги ему сберечь свое сердце до тех пор, пока доктор Ройер найдет врача, который сможет вставить его в меня.

Я ждал, что Энни скажет «аминь», но она продолжала: