Вправо раздался густой одинокий пушечный выстрел, пронесся изамер среди общей тишины. Прошло несколько минут. Раздался второй, третий выстрел,заколебался воздух; четвертый, пятый раздались близко и торжественно где-тосправа.

Еще не отзвучали первые выстрелы, как раздались еще другие,еще и еще, сливаясь и перебивая один другой.

Наполеон подъехал со свитой к Шевардинскому редуту и слез слошади. Игра началась.

Вернувшись от князя Андрея в Горки, Пьер, приказав берейторуприготовить лошадей и рано утром разбудить его, тотчас же заснул заперегородкой, в уголке, который Борис уступил ему.

Когда Пьер совсем очнулся на другое утро, в избе уже никогоне было. Стекла дребезжали в маленьких окнах. Берейтор стоял, расталкивая его.

— Ваше сиятельство, ваше сиятельство, ваше сиятельство… —упорно, не глядя на Пьера и, видимо, потеряв надежду разбудить его, раскачиваяего за плечо, приговаривал берейтор.

— Что? Началось? Пора? — заговорил Пьер, проснувшись.

— Изволите слышать пальбу, — сказал берейтор, отставнойсолдат, — уже все господа повышли, сами светлейшие давно проехали.

Пьер поспешно оделся и выбежал на крыльцо. На дворе былоясно, свежо, росисто и весело. Солнце, только что вырвавшись из-за тучи,заслонявшей его, брызнуло до половины переломленными тучей лучами через крышипротивоположной улицы, на покрытую росой пыль дороги, на стены домов, на окназабора и на лошадей Пьера, стоявших у избы. Гул пушек яснее слышался на дворе.По улице прорысил адъютант с казаком.

— Пора, граф, пора! — прокричал адъютант.

Приказав вести за собой лошадь, Пьер пошел по улице ккургану, с которого он вчера смотрел на поле сражения. На кургане этом былатолпа военных, и слышался французский говор штабных, и виднелась седая головаКутузова с его белой с красным околышем фуражкой и седым затылком, утонувшим вплечи. Кутузов смотрел в трубу вперед по большой дороге.

Войдя по ступенькам входа на курган, Пьер взглянул впередисебя и замер от восхищенья перед красотою зрелища. Это была та же панорама,которою он любовался вчера с этого кургана; но теперь вся эта местность былапокрыта войсками и дымами выстрелов, и косые лучи яркого солнца, поднимавшегосясзади, левее Пьера, кидали на нее в чистом утреннем воздухе пронизывающий сзолотым и розовым оттенком свет и темные, длинные тени. Дальние леса,заканчивающие панораму, точно высеченные из какого-то драгоценногожелто-зеленого камня, виднелись своей изогнутой чертой вершин на горизонте, имежду ними за Валуевым прорезывалась большая Смоленская дорога, вся покрытаявойсками. Ближе блестели золотые поля и перелески. Везде — спереди, справа ислева — виднелись войска. Все это было оживленно, величественно и неожиданно;но то, что более всего поразило Пьера, — это был вид самого поля сражения,Бородина и лощины над Колочею по обеим сторонам ее.

Над Колочею, в Бородине и по обеим сторонам его, особенновлево, там, где в болотистых берегах Война впадает в Колочу, стоял тот туман,который тает, расплывается и просвечивает при выходе яркого солнца и волшебноокрашивает и очерчивает все виднеющееся сквозь него. К этому тумануприсоединялся дым выстрелов, и по этому туману и дыму везде блестели молнииутреннего света — то по воде, то по росе, то по штыкам войск, толпившихся поберегам и в Бородине. Сквозь туман этот виднелась белая церковь, кое-где крышиизб Бородина, кое-где сплошные массы солдат, кое-где зеленые ящики, пушки. Ивсе это двигалось или казалось движущимся, потому что туман и дым тянулись повсему этому пространству. Как в этой местности низов около Бородина, покрытыхтуманом, так и вне его, выше и особенно левее по всей линии, по лесам, пополям, в низах, на вершинах возвышений, зарождались беспрестанно сами собой, изничего, пушечные, то одинокие, то гуртовые, то редкие, то частые клубы дымов,которые, распухая, разрастаясь, клубясь, сливаясь, виднелись по всему этомупространству.

Эти дымы выстрелов и, странно сказать, звуки их производилиглавную красоту зрелища.

Пуфф! — вдруг виднелся круглый, плотный, играющий лиловым,серым и молочно-белым цветами дым, и бумм! — раздавался через секунду звукэтого дыма.

«Пуф-пуф» — поднимались два дыма, толкаясь и сливаясь; и«бум-бум» — подтверждали звуки то, что видел глаз.

Пьер оглядывался на первый дым, который он оставил округлымплотным мячиком, и уже на месте его были шары дыма, тянущегося в сторону, ипуф… (с остановкой) пуф-пуф — зарождались еще три, еще четыре, и на каждый, стеми же расстановками, бум… бум-бум-бум — отвечали красивые, твердые, верныезвуки. Казалось то, что дымы эти бежали, то, что они стояли, и мимо них бежалилеса, поля и блестящие штыки. С левой стороны, по полям и кустам, беспрестаннозарождались эти большие дымы с своими торжественными отголосками, и ближе еще,по низам и лесам, вспыхивали маленькие, не успевавшие округляться дымки ружей иточно так же давали свои маленькие отголоски. Трах-та-та-тах — трещали ружьяхотя и часто, но неправильно и бедно в сравнении с орудийными выстрелами.

Пьеру захотелось быть там, где были эти дымы, эти блестящиештыки и пушки, это движение, эти звуки. Он оглянулся на Кутузова и на егосвиту, чтобы сверить свое впечатление с другими. Все точно так же, как и он, и,как ему казалось, с тем же чувством смотрели вперед, на поле сражения. На всехлицах светилась теперь та скрытая теплота (chaleur latente) чувства, котороеПьер замечал вчера и которое он понял совершенно после своего разговора скнязем Андреем.

— Поезжай, голубчик, поезжай, Христос с тобой, — говорилКутузов, не спуская глаз с поля сражения, генералу, стоявшему подле него.

Выслушав приказание, генерал этот прошел мимо Пьера, к сходус кургана.

— К переправе! — холодно и строго сказал генерал в ответ навопрос одного из штабных, куда он едет. «И я, и я», — подумал Пьер и пошел понаправлению за генералом.

Генерал садился на лошадь, которую подал ему казак. Пьерподошел к своему берейтору, державшему лошадей. Спросив, которая посмирнее,Пьер взлез на лошадь, схватился за гриву, прижал каблуки вывернутых ног кживоту лошади и, чувствуя, что очки его спадают и что он не в силах отвести рукот гривы и поводьев, поскакал за генералом, возбуждая улыбки штабных, с курганасмотревших на него.