Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– А он? – пристально смотрит в глаза дочери.
– И я признаю. Она моя. И я не тронул твою дочь и не трону, пока не придет время.
– Я возьму под опеку девочку. – Вела вступает в разговор. – Приму ее как родную. Тебе не о чем волноваться, – говорит уверенно, твердо, – Иван, – имя же произносит мягче. – Девочки уходят из семьи, и не всегда их выбор совпадает с нашим.
– Это про меня, – получаю очередную ремарку от Александра.
– Да ей только исполнилось семнадцать! – срывает глотку.
– Придется смириться, что твое потомство покинуло стаю слишком рано, но она нашла свою семью, не потратив несколько столетий, не познав мук и сомнений. Разве это не счастье?
– Тебя послушать, так я должен быть счастлив, – выплевывает Иван каждое слово.
– Я счастлива.
На лице мужчины читаются сомнения, он не смотрит ни на кого, кроме своей дочери, она выходит из-за мужской спины. Платов опускает взгляд на руки, что удерживают его ребенка за талию, угрожающе рычит, но с места не двигается.
– Она дочь альфы, а что твой племянник может предложить?
– Я планировал объявить племянника бетой завтра, но раз так сложилось, то делаю это сейчас. Достойно, не находишь?
– Все, – обреченно произносит Александр, – дальше торги и ничего интересного.
Поднимаюсь по лестнице, прикладывая неимоверные усилия, за мной идет Лиля, она помогает преодолеть ступени в дом и пересечь холл. Молчит, задерживается у двери, я не приглашаю войти.
– Лео скоро придет. Может, что-то принести? У меня есть бутылка вина.
– Я хочу остаться одна, – закрываю дверь.
Оставляю куртку у входа, скидывая перчатки и шапку сверху – нет сил дойти до гардеробной. Да и нужно ли?
Присаживаюсь на край кровати, не сводя взгляда с двери.
Жду шаги.
Испытываю нестерпимую жажду, сглатываю тугую слюну, я не успела позавтракать, выпить чаю. Умылась и побежала с Ником на улицу.
Ник…
Воспоминания проходят по лицу мелкими разрядами тока, а в глазах – темными пятнами.
Схватившись рукой за раковину, второй набираю воду и жадно глотаю.
Напившись, чувствую прилив сил, сознание чуточку проясняется.
С опаской выглядываю в окно: мужчины закончили разговор, Лео принимает протянутую руку, пожимает и разворачивается к дому.
Вскидывает голову, ловит мой взгляд.
Я не слышу шагов в коридоре, щелчок дверной ручки проходится обжигающей волной по всему телу.
– Дашь мне еще десять минут? – Лео делает шаг вглубь комнаты. Невольно отступаю, упираясь спиной в прохладу стекла. Он кривится, сжимает кулаки, медленно идет в ванную, глядя перед собой, чуть ссутулившись. Капли стекают по обнаженной спине, плечам, штанины почти до колена впитали снежную кашицу, оставляя грязные следы на покрытии.
Опускаюсь в кресло. Звуки льющейся воды успокаивают, к ним прибавляются щелчки ножниц.
Чего я жду?!
Тишина заставляет распахнуть глаза. Мужчина напротив меня сидит на углу кровати. Абсолютно чужой – незнакомец.
– Даже лицо чужое, – рассматриваю гладко выбритые подбородок и щеки. Если не отводить взгляда от темных глаз, словно ничего не изменилось. – Сколько тебе лет?
– Может, начнем с чего-то другого? – А голос родной, он не изменился. Я невольно улыбаюсь, слыша приятный тембр и прикрываю глаза.
– Нет, – качаю головой. – Сколько?
– Без одного дня четыреста.
И хочется смеяться, громко, безумно, запрокинув голову. Четыреста…
– А я еще волновалась о разнице в двадцать шесть лет.
– Я старший в семье. Арнар младше на шестьдесят четыре года, Вела – на сто шестьдесят семь лет. Наши родители живы. Возможно, они прибудут на юбилей. Мать никак не простит выбор Элеоноры – дочери Велы. Ее парой оказался вампир, – пояснил, по привычке поглаживая бороду. Рука зависает в воздухе, проходит по гладкому подбородку, а Лео кривит губы на свой же жест.
– Сколько ей лет? Элеоноре.
– Сорок восемь. Она была человеком, но после рождения младшей Эли Александр обратил свою пару.
– В вампира? – уточнила.
– В вампира.
– Что будет с девочкой? Лесей. Это нормально – забрать ребенка из семьи?
– Нет, забрать – не нормально. И никто не отдаст свое потомство. Но девочка признала в племяннике пару, она больше не принадлежит отцу и их стае, Леся одна из нас.
– Из вас. – Мысли мечутся в голове. – Оборотней?
– Нет, одна из нас, – обводит рукой. – Долина – наш дом. Оборотней и людей. Леся теперь член нашей стаи.
– А вампиры?
– Мы предпочитаем жить отдельно. Два сильных хищника не умеют сохранять мир.
– Ты здесь… главный?
– Альфа.
– Альфа. – Да, я слышала в разговоре такое обращение к Лео. – А кто я?
– Ты моя пара. Пара – смысл жизни любого волка. Мой смысл жизни. Моя семья. Часть моей души. Мы ждем столетиями, чтобы встретить того, рядом с кем становишься сильнее, рядом с кем обретаешь спокойствие, и только с парой мы можем завести потомство. Волк никогда не причинит вреда своей избраннице, не изменит, не предаст, не поднимет руку… – Его глаза горят, я ловлю всполохи неестественного свечения, что раньше принимала за игру света.
– Ты мне солгал, когда сказал, что не встречался с Германом? Так ведь? Лео? Милосердов не попадал в аварию, как мне рассказала мама? Это был ты? Да? Не молчи.
– Да, я, – расставляет шире ноги и склоняется ко мне. – Я, Женя. И ему повезло, что он остался жив, обезумел быстрее, чем я свернул ему шею. Тебе его жаль?! – А я теряюсь от тона, каким говорит Лео, от поставленного вопроса. – Неужели жаль?!
– Нет, – выкрикиваю в лицо. – Мне не жаль. И это, наверное, ужасно, – растерянно прислушиваюсь к своим чувствам: жалости среди них нет.
– Это нормально. Мы живем по другим законам, не тем, что живут люди. Мы не сохраняем убийцам жизнь, не кормим их, не лечим и не выпускаем потом на свободу. Не щадим тех, кто применяет силу к женщинам, к потомству. А за свою пару любой из нас убьет не задумываясь.
– Но ты же задумался, не убил.
– Милосердов лишился разума быстрее жизни. Наши законы жестоки по человеческим меркам, но справедливы.
– Ты меня тоже хотел обратить? – судя по выражению лица, я сказала глупость.
– Оборотнем можно только родиться.
– Тогда я не понимаю. Почему я? Тебе нужна такая же, как ты. Кто сможет прожить не одну сотню лет. Я ведь умру, сколько мне еще отведено? Двадцать, тридцать лет? Даже если пятьдесят, я буду дряхлой старушкой, а ты останешься таким, какой есть.