— Монсиньор, вы великий стратег и полководец, но я не думал, что ваше значение в кругу нового общественного движения столь велико. Вы нарисовали картину, от которой захватывает дух.

— Скажу вам больше, друзья мои, и этим отвечу на ваш второй вопрос, Лесдигьер. Вы очень умно поступили, прибыв в Париж на службу к вашему королю. Сами того не понимая, вы уже способствуете нашему движению и становитесь активными его участниками, хотя это и вызовет неудовольствие Карла IX, который вам симпатизирует.

Друзья переглянулись.

— Монсиньор, вы начинаете говорить загадками, и если раньше все было предельно ясно, то теперь, клянусь богом, и перестаю что-либо понимать. Каким образом мы, четверо, едва приехав в Париж, могли способствовать движению политиков?

— Что же тут непонятного? — неожиданно улыбнулся герцог, Вы ведь прибыли не для того, чтобы спокойно наблюдать, как ваш король томится в плену у Екатерины Медичи.

Последовало молчание. И снова друзья переглянулись, недоумевая, откуда герцогу известно об их тайном сговоре еще там, и замке герцогини?

Монморанси между тем продолжал:

— И не станете отрицать, что приложите все силы для того, чтобы освободить из этого плена наваррского короля.

Теперь оба начали понимать, что их втягивают в опасную игру, именуемую заговором.

— А раз так, — продолжал герцог, — то, явившись невольными участниками освобождения вашего монарха, вы станете самыми активными деятелями нового движения, ибо вызволите из плена нашего единомышленника и носителя наших идей — короля Наваррского Генриха, который и займет трон Валуа после их гибели.

— Как! Разве наш король тоже принадлежит к партии политиков?

— Вы убедитесь в этом тогда, когда на смену Валуа придут Бурбоны и наступит конец религиозным войнам во Франции.

Ошеломленные, друзья не знали что сказать.

— Когда же это время наступит, монсиньор? — наконец проговорил Шомберг.

— Я ведь не оракул; но скажу одно — когда терпение французов лопнет и они возьмутся за оружие. В данный момент Валуа устраивают только католиков, но придет время, когда они не будут устраивать никого, и вот тогда на сцене появимся мы, патриоты Франции, которые не остановятся перед тем, чтобы избавить страну от бездарного правления последнего тирана.

— Но ведь их трое, — возразил Лесдигьер, — и все еще молоды. Дожидаясь естественного конца, мы сами состаримся раньше них, если конечно… все трое не будут убиты; ведь именно так надо понимать ваши слова?

— Не совсем. Карла IX скоро не станет: он задыхается и харкает кровью, он похудел, осунулся и стал походить на старика. Ему не протянуть больше года, так говорят даже его врачи, но держат это в тайне.

— Значит, королем Франции скоро станет его брат, Генрих Анжуйский, будущий Генрих III?

— Этот уже получил свое королевство.

— Остается последний, герцог Алансонский?

— Да. Вот кто метит на престол и, глядя на умирающего брата, довольно потирает руки. Уже сейчас он начинает заигрывать с мятежными принцами и устраивать заговоры против собственного брата, рассчитывая на поддержку гугенотов в борьбе за престол. Он уже начал с того, что сблизился с принцем Конде и королем Наваррским. Возмечтал о союзе с гугенотами и, возглавив их эскадру, идущую на помощь собратьям из Англии, решил напасть на королевский флот в Ларошельской гавани. Бог знает как, но его матери удалось узнать о кознях сыночка, и заговор, жертвой которого едва не стал мой зять, виконт де Тюренн, провалился. Вы еще будете иметь возможность познакомиться поближе с герцогом Алансонским, мечтающим стать лидером гугенотской партии, когда мае попытаются привлечь к участию в заговоре по освобождению из плена Генриха Наваррского. Но помните, что не следует на него опираться и доверять этому ничтожному и хитрому юнцу, способному в случае опасности продать того, кто ему верно служит. При дворе он до сих пор был незаметен, мало кто обращал на него внимание. Его братья смотрели на него как на ненужную вещь, которая неизвестно откуда появилась, но занимает определенное место, и которую за ненадобностью не жалко и выбросить. Его мать испытывает к нему неприязнь из-за слишком уж смуглого оттенка кожи и его невзрачного лица, изъеденного оспой. Про такое лицо говорят: «На нем будто горох молотили». У него нет ни друзей, ни любовниц, он робок и тщедушен, он озлоблен на себя и на весь свет, который не видит в нем человека. Он тайно завидует Генриху, у которого есть все, в то время как у него нет ничего. Его угнетало положение подчиненного у старшего брата в Ларошельском походе, и он мечтает стать таким же. Из этого явствует, что он был безмерно рад предложению стать во главе нашей партии, что в известной мере устраивает и нас, ибо он все же принц крови. Это благоприятствует и ему самому, поскольку дает определенное место в жизни, и является своего рода знаменем оппозиции брату и его матери. Протестанты верят ему, мечтая, что он станет их королем. Он готов принять нашу сторону, но только для того, чтобы с нашей помощью скинуть с престола брата. А нам не нужен Валуа, мы не хотим еще одного убийцу и, когда придет время, известным способом избавимся от него. А пока держитесь от него подальше, друзья мои, если хотите уберечь свои жизни. Не желая смерти своему сыну, мадам Екатерина всегда сумеет разыскать виновных и сурово наказать их, если обнаружится новый заговор, во главе которого будет стоять Франциск Алансонский.

— И все же, как случилось, что Генриха Анжуйского избрали польским королем? — спросил Лесдигьер после короткого молчания.

— Здесь постарались двое: его мать, возмечтавшая видеть сына на польском престоле, и его брат Карл, который теперь будет спать спокойно, зная, что не будет отравлен или убит. Алансон, как вы уже и сами понимаете, тоже рад этому, хотя тут имеются и другие причины: мало того, что для него освобождается трон, он избавляется от врага, который буквально затмил его военными победами и успехами на любовном поприще; я имею в виду амурные похождения с мадам де Шатонеф, с супругой принца Конде Марией Киевской, а также с другими дамами двора. Кроме того, он надеется, что с отъездом брата к нему перейдет его наследство — замки и земли, а также титул герцога Анжуйского, не говоря уже о звании коннетабля… Одним словом, весьма честолюбивый и опасный молодой человек. У него есть свои фавориты, среди них некий де Ла Моль, любимец и сообщник во всех его делах и замыслах. Чрезвычайно спесив и надменен, лизоблюд и дамский угодник; поэтому мне совсем не обидно будет, если однажды он пострадает по вине господина, у которого на уме одни заговоры. Его тоже остерегайтесь и не заводите с ним дружбы, которая может погубить вас. В случае опасности этот человек с легкой душой предаст вас, лишь бы сохранить собственную жизнь.

— Весьма полезный совет, мсье, — заметил Лесдигьер. — Теперь мы будем знать, как нам держаться при дворе и чего остерегаться.

— Но если я предостерегаю вас от мужчин, — добавил маршал, — то моя супруга собирается сделать то же в отношении женщин, ибо они обладают куда более грозным оружием, нежели шпага и кинжал; жертвой их любовных ласк пал уже не один благородный дворянин.